Леди из Фроингема

– К нам хорошо относились в приюте, если вы об этом, – помолчав, ответила Анна и, не желая упускать возможность пожаловаться на жизнь заинтересованному собеседнику, повторила: – Хорошо относились, да это не то же самое, как в семьях к детям относятся. Вон у миссис Понглтон мальчишек найти не могут, так она ведь чуть не в обмороке лежит. Хигнетт от неё не отходит. Хотел ей рюмку хереса подать, чтобы нервы успокоить, так ничего не нашёл. А она так убивается, что смотреть страшно. Вся бледная, трясётся, молитвенник из рук не выпускает и шепчет всё время: «Это нам за грехи наши Всевышний воздаёт». А если б мальчишки из приюта были? Стала бы она так горевать из-за них, а? – Анна хмыкнула, давая понять, что вопросы эти скорее риторического характера.

– А вы, Анна, не знаете, где могут быть мальчики? – Оливия протянула руку за мылом, принуждая себя не смотреть на горничную.

– Да откуда?! Я же весь день кручусь-верчусь, света белого не вижу. Да и зря такой шум подняли, я считаю. Мальчишки у неё дикие, чисто как котята, и такие же тихие. То в одном, то в другом месте мелькнёт кто-то, и всё – нет уже никого. Прячутся они где-то. Может, набедокурили чего и взбучку получить боятся. Или…

– А херес, Анна? – вдруг села Оливия в ванне, не замечая, как от её резкого движения на пол выплеснулась вода. – Хигнетт нашёл херес?

– Не знаю, мисс, – коротко ответила Анна, раздосадованная сменой темы, так как историй о том, как этот мир несправедлив к сиротам и горничным, у неё в запасе было предостаточно. – Скорее всего, не осталось ничего после миссис Вайсли, упокой, господи, её душу, – она наскоро перекрестилась. – Узнать, мисс?

– Нет, нет, Анна, это я так, – быстро спохватилась Оливия. – Вы простите, я что-то устала сегодня, – и она снова опустилась в ванну, позволяя тёплой воде сомкнуться вокруг её плеч и шеи.

– Отдыхайте, мисс, отдыхайте, – Анна сурово кивнула, давая понять, что уж ей-то не отдыха со всеми этими хлопотами. – Я подам чай в гостиную в четверть шестого. И не переживайте вы так! – она перевесила полотенце поближе к Оливии. – Вот увидите, к чаю мальчишки проголодаются и прибегут обратно.

С этими словами она вышла, а Оливия, выждав несколько минут, резво выбралась из ванны и принялась торопливо сушить волосы полотенцем, задумчиво глядя в круглое окно, за которым по-прежнему лил и лил дождь, и в небе не было ни единого просвета, указывающего на смену погоды. Перед тем, как покинуть ванную комнату, Оливия ещё раз вгляделась в грустные лица цветочницы и её детей, изображённых на обёртке от мыла.

***

Вопреки убеждённости горничной, к чаю дети не вернулись. Об этом Оливии сообщил Филипп, которого она встретила на лестнице, и сердце её сжалось от недобрых предчувствий.

Когда близнецы вошли в гостиную, то застали там только Анну, накрывавшую к чаю, дворецкого и заплаканную Бернадетту в неизменном чёрном платье. Блюдце с нетронутым кусочком кекса в её руке мелко подрагивало, лицо, опустошённое тревогой, выражало скорбь, на коленях лежал раскрытый молитвенник. За креслом, в котором она сидела, стоял хмурый Хигнетт, готовый в любую минуту прийти к ней на помощь.

Анна вручила Оливии чашку горячего чая, и та с благодарностью её приняла, пересев поближе к камину, чтобы все ещё влажные на затылке волосы быстрее просохли.

– Скажите, Бернадетта, а мальчики сегодня возвращались к ланчу? – Оливия отпила глоток чая и с состраданием посмотрела на несчастную мать, терзаемую страхом.

Та покачала головой и охрипшим от рыданий голосом объяснила:

– Обычно они только завтракают и ужинают в детской, а в остальное время перехватывают что-нибудь на кухне.

– Я специально оставляю для них на видном месте съестное: кусок сыра, пирог, несколько яблок, – вмешался Хигнетт. – Иногда хлеб с джемом или холодное мясо.

– А сегодня? Вы оставляли для них еду?

– Да, но она осталась нетронутой, – Хигнетт развёл руками. – И лепёшки, и сэндвичи с сыром – к ним никто не прикасался.

Бернадетта низко опустила голову с тугим узлом чёрных волос, плечи её мелко затряслись, и дворецкий укоризненно посмотрел на Оливию. Тут вошли Седрик с Присциллой, баронесса фон Мюффлинг и Оскар Финч, а следом за ними шествовала Виктория, надевшая траурное платье и явно чем-то крайне недовольная.

Пока все рассаживались, пока разливали чай и передавали друг другу чашки и блюдца с кексом и неряшливо, наспех приготовленными сэндвичами, некое подобие оживления ещё скрашивало чаепитие, но как только все получили желаемое, наступила тишина.

Беседа не клеилась. Все присутствующие сохраняли молчание, даже баронесса воздерживалась от присущих ей грубоватых замечаний. Выглядела она, впрочем, не слишком расстроенной, скорее, глубоко погруженной в свои мысли, и Оливия могла бы заключить пари, что среди них не было места загадочному исчезновению двух детей.