Но Мери не собиралась бежать. Не собиралась бросать его. И слишком долго она ждала возможности оказаться лицом к лицу с Эммой, чтобы теперь ее упустить. Впрочем, о бегстве и думать было нечего, поскольку Габриэль занял позицию перед окном. Все выходы из комнаты были перекрыты. Балетти сел, и Мери встала между ним и Эммой. Та презрительно взглянула на нее:
— Быстро же ты утешилась, Мери Рид. Знаешь, я ведь ненавидела тебя за это новое предательство. До этой самой минуты. До тех пор пока не увидела вас, отупевших от приторной скуки.
— Избавь меня от твоих колкостей, Эмма. Я — заноза в твоем сердце, ты в моем — кинжал. Давай покончим с этим.
Эмма усмехнулась:
— Что же, мне лишить себя удовольствия, которое я могла бы получить, глядя, как ты валяешься у меня в ногах? Удовольствия, о котором я только и мечтаю с того самого дня, когда ты бросила меня в Дувре? Представь себе, как я была бы разочарована.
— Никогда. Никогда я не стану валяться у тебя в ногах.
— Ради него, может быть, и не станешь, — согласилась Эмма. — А ради
Мери в бешенстве сжала кулаки. И ничего не ответила.
— Надо думать, я и впрямь тебя недооценила. Никлаус, твой распрекрасный Никлаус, тогда, в Бреде, был прав. А я ему не поверила, когда он сказал мне, что ты бросила их — его и свою дочь — и ушла к Корнелю.
Мери постаралась отогнать от себя картину, вставшую у нее перед глазами при этих словах: Никлаус, уязвленный письмом, которое Эмма, должно быть, швырнула ему в лицо… Несмотря на ее предательство, он нашел в себе мужество им воспользоваться для того, чтобы попытаться всех их спасти.
Балетти выпрямился, превозмогая боль, приковавшую его к месту.
— Хватит, Эмма, — простонал он. — Забирайте череп, вы ведь за ним сюда явились. Берите все и проваливайте!
— Прежде я могла бы этим удовольствоваться, маркиз. Но не теперь. Венецианской республике требуются виновные, чтобы смыть подозрения Форбена. Вы как нельзя лучше для этого подходите.
— Топорная выдумка, никто в такое не поверит!
— Форбен — человек спесивый, исполненный гордыни, это любой подтвердит. Как было не подумать, что он мог от начала до конца сочинить все эти слухи ради удовлетворения своих амбиций? Доказательства вашего сообщничества с Мери в руках дожа. Несколько ложных свидетельств, кое-какие письма. Венеция без долгих раздумий выбрала, что ей выгодно.
— Тварь! — прорычал Балетти.
— Вы оскорбили и унизили меня, маркиз, точно так же, как и ты, Мери. И только вы сами повинны в том, что происходит теперь. Вы оба, и тот, и другая, оттолкнули меня, когда я хотела дать вам все.
— Да будет тебе, ты слишком эгоистична для того, чтобы кому бы то ни было что-нибудь дать, — бросила ей Мери.
— Ошибаешься. Если бы я так тебя не любила, я не стала бы тебя преследовать.
— Гордыня, — вмешался Балетти. — Не любовь. Одна только гордыня.
— А что касается тебя, дорогой мой…
— Он у меня, мадам, — прервал ее незнакомый мужчина, показывая кожаный мешок.
По неясным очертаниям лежавшего в нем предмета Балетти и Мери мгновенно поняли, что речь идет о хрустальном черепе.
Лицо Эммы исказила пугающая усмешка, полная сатанинского ликования:
— А все остальное?
— Все сгорит, — заверил ее наемник.
— Ну и что ты на этом выиграешь, Эмма? — попыталась урезонить ее Мери, знавшая, насколько маркиз равнодушен к материальным ценностям.
Эмма кивнула своим подручным, и Мери увидела, как те направились к ней. Она не сдастся без борьбы, не позволит вот так, запросто себя увести или убить. Она принялась лупить куда ни попадя кулаками и ногами, хотя и знала, что сопротивление бесполезно, но ей стало легче оттого, что она дала волю своему бешенству. Ей удалось завладеть кинжалом и полоснуть по горлу одного из нападавших. Остальные четверо от этого только пуще разъярились и, хотя двоих из них она ранила, ее тем не менее скрутили и заставили покориться.
С Балетти обошлись точно так же.
Эмма встала перед Мери:
— У Энн, твоей крошки Энн, инстинкт выживания так же силен, как и у тебя, — прошептала она. — Поверь мне, Мери Рид, скоро, очень скоро, ты упадешь мне в ноги и будешь умолять вернуть ее.
— Энн умерла, — хрипло проговорила Мери. — Джордж заверил меня в том, что ты от нее избавилась.
— В самом деле, избавилась, — подтвердила Эмма. — Я отправила ее к другим людям. Далеко, очень далеко от тебя. Но она жива, Мери. И если ты не стала моей, моей станет она.
— Я убью тебя за это! — взревела Мери, вне себя от ярости и ненависти.
— Не только за это, дорогая моя, — спокойно проговорила Эмма, легким поцелуем коснувшись ее губ. — Я дала себе клятву, знаешь какую? Я поклялась, что больше не потерплю, чтобы между мной и тобой встал кто бы то ни было. — С усмешкой отстранившись от Мери, она повернулась к Габриэлю: — Нашли то, что я просила?
— Соседняя комната, — ответил тот. — Окна там слишком высоко, до них не добраться.
Эмма кивнула. Наемники поволокли Мери и Балетти к кабинету маркиза. Один из головорезов разбрасывал там книги и бумаги, затем стал поливать их маслом. Мери побледнела.