Девушка горестно вздохнула. Она уже перебрала тысячу гипотез. В том числе и такую, согласно которой ее мать оказалась свидетельницей некоего преступного деяния и потому вынуждена была бежать из Ирландии. Этим можно было бы объяснить и отказ матери говорить о прошлом, и кошмар, который преследовал ее саму. Энн прекрасно видела, что мать дрожит от страха перед ее настойчивым желанием узнать правду. Может быть, именно этого она и не смогла вынести? Энн побледнела. А что, если ее мать предпочла покончить с собой, лишь бы не открыть ей всего? А что, если на самом деле отец наказал ее именно за это? Энн схватилась за живот — ее раздражало, что он так распух, раздражало собственное волнение, и еще больше раздражало то, что она трепещет перед тенями.
Она встала и вышла в коридор. Нет уж, на этот раз мать-настоятельница ее выслушает, пусть даже ее потом накажут за то, что она силой к ней вломилась, — подумаешь, одной неприятностью больше!
— Я требую встречи с моим отцом! — злобно выкрикнула Энн, стукнув кулаком по столу настоятельницы.
Та, безжалостно непреклонная, высокомерно и равнодушно смотрела на нее, сидя прямо, едва касаясь спинки стула и сложив руки на животе.
— Незачем себя калечить, Энн, — сказала она холодно. — Устав нашей общины строг. У вашего отца были свои причины для того, чтобы заставить вас подчиниться этому уставу, и мне безразлично, хотели вы этого или нет. Я повинуюсь распоряжениям, которые он мне оставил. Со временем вы привыкнете к здешней жизни, как ваши подруги.
— Никогда! — взорвалась Энн. — Как вы только можете воображать, будто мне понравится жить в этой тюрьме?
— Поговорите об этом с монахинями. Господь любит испытывать тех, кто Ему предан. Поверьте мне, вскоре вы благословите Его за великую доброту.
— Как я могу это сделать, если от мерзкой еды, которой меня здесь кормят, с души воротит, если меня выворачивает наизнанку, едва я успею ее проглотить, и живот вон как раздуло?
Взгляд настоятельницы скользнул по округлости, которую Энн подчеркнула, обтянув платьем. Монахиня тотчас побледнела.
Девушка обрадовалась:
— Вот видите, до чего меня довели ваши лишения! Я требую, чтобы моего отца об этом известили! Я требую, чтобы меня отсюда выпустили!
— И в самом деле, вижу, — согласилась настоятельница, не сводя с нее недоброго взгляда. — Возвращайтесь в свою келью и не тревожьтесь, дочь моя. Я немедленно извещу вашего отца о том, сколь велики ваши прегрешения.
Энн, торжествуя, вышла из кабинета. Ей даже в голову не пришло задаться еще какими-нибудь вопросами. В этом монастыре каждая улыбка считалась грехом. А уж ее неповиновение…
Однако две недели прошли, а никаких вестей она так и не получила. Энн собралась снова пожаловаться, но в один прекрасный день, случайно поглядев в окно, увидела отца, выходившего от настоятельницы. Бросив порученную работу, она подхватила юбки и стремительно сбежала по лестнице.
— Отец! — задыхаясь, крикнула девушка, выбежав во двор и видя, что он вот-вот скроется за воротами.
Уильям Кормак шагнул было к дочери, и Энн побежала навстречу ему еще быстрее. Однако он тотчас от нее отвернулся и вышел за ворота, а Энн, растерянная и оскорбленная, так и осталась стоять на дорожке. Потом, взбешенная, вернулась в свою келью, так и не позволив себе расплакаться. Но долго в одиночестве исходить яростью ей не пришлось. И часа не истекло, как явились две монашенки.
— За вами прибыла карета, — сообщила одна из них, та, которую Энн особенно ненавидела: мерзавка постоянно доносила настоятельнице обо всем, что сестры делали или говорили.
— Сейчас, только вещи соберу, — ответила она.
— Не стоит утруждаться, пойдемте, — потребовала монахиня.
Энн втайне ликовала. Значит, отец все-таки уступил! А собирать-то ей все равно нечего, у нее ничего не осталось, кроме подвески. Все остальное, что она с собой привезла, у нее отобрали сразу по приезде в монастырь.
— Где мой отец? — спросила Энн у человека, открывшего перед ней дверцу кареты.
Она хорошо знала его — это был мистер Блад, управляющий поместьем Кормака.
— Ему пришлось вернуться в Чарльстон, мисс Энн, по срочному делу. Садитесь.
Она не заставила себя просить и влезла в карету, мимолетно удивившись при взгляде на пассажира, который, оказывается, уже сидел там, подремывая в уголке. Однако, переполненная радостью оттого, что вновь обрела свободу, она тотчас от него отвернулась и принялась расспрашивать о новостях мистера Блада. Тот рассказал ей обо всем: дела в поместье идут хорошо, только что родился жеребенок…
Когда карета остановилась, Энн поразилась тому, как быстро они добрались: должно быть, за разговором не заметила, как пролетело время.
Едва возница распахнул перед ней дверцу, девушка проворно соскочила наземь и… заледенела, увидев, где оказалась. Но не успела повернуться к господину Бладу, чтобы попросить у него объяснений, — тот, другой, грубо схватил ее за руку.
— Иди вперед, — грубо приказал он.
Сердце у Энн бешено заколотилось.
— Что вам от меня нужно? Господин Блад! — заорала она, крутя головой и отчаянно стараясь вырваться.