Леди-пират

— Вижу. Ты похудела и выглядишь растерянной, как всякий раз, когда возвращаются твои демоны.

— Так утихомирь их.

— Я и вправду мог бы это сделать, — ответил Габриэль, отстраняясь от нее. — Мог бы, но мне не хочется. Сегодня вечером не хочу.

— Почему? Я ведь запретила тебе заводить любовницу!

Габриэль весело рассмеялся и, послав ей воздушный поцелуй, скрылся, оставив Эмму еще более неудовлетворенной, чем прежде. Она затопала ногами, потом, сидя у камина, расплакалась, как избалованный ребенок, у которого отняли игрушку.

Весь следующий день она прождала напрасно. И еще один день. Эмма больше не могла вытерпеть отсутствия Габриэля и его неповиновения именно тогда, когда она больше всего нуждалась в том, чтобы он ею овладел, чтобы он ее поработил: только так она могла заглушить тоску по Энн, снедавшую ее так же, как раньше — тоска по Мери. Эмма испытывала сейчас то же страдание, те же муки. То же самое чувство бессилия. Она не могла ни есть, ни пить, ни спать.

Эмма снова спустилась в погреб. Раб, все еще прикованный к стене, был мертв — умер от ран, вокруг которых теперь кружили мухи. В тот день, едва ее ярость немного утихла, она заперла дверь в подвал и запретила слугам сюда входить: не хотела, чтобы они прознали о ее пороках.

— Отличная работа. — Голос Габриэля внезапно раздался у нее за спиной.

Эмма вздрогнула.

— Как ты вошел? — удивилась она, отлично помня, что, перед тем как спуститься по лестнице, повернула ключ в замке.

— Ни одна дверь не может передо мной устоять, — спокойно заявил Габриэль, легко сбежав по последним ступенькам.

Эмма почувствовала, что сердце у нее забилось сильнее, а руки задрожали, когда он подошел так близко, что едва не коснулся ее.

— И ни одна женщина — тоже! — продолжал Габриэль с плотоядной ухмылкой.

Он обнял ее, собираясь поцеловать, и у Эммы подкосились ноги, так сильно она его хотела. Однако Габриэль снова от нее отстранился.

— Теперь иди наверх. Я сам им займусь. Все в доме спят, это легко будет сделать.

— Приходи потом ко мне, — взмолилась она.

Он снова ухмыльнулся и, не ответив, принялся высвобождать тело раба из цепей.

Эмма со вздохом повернулась к выходу. Она была слаба и измучена. Если бы она не так сильно зависела от наслаждения, которое он ей дарил, то без сожалений бы от него избавилась. Но Габриэль прекрасно знал, что делает. И именно за это — прежде всего за это! — она его и любила.

Габриэль появился на пороге ее комнаты, когда она уже окончательно смирилась с тем, что он не придет. Эмма прикусила губу, чтобы не дать волю гневу. И радости тоже.

Он сел на постель рядом с ней, откинул простыни. Принялся распускать завязки на ее ночной сорочке, чтобы запустить руку в вырез, и Эмма задрожала от предвкушения.

Но, едва почувствовав, как она напряглась, как затвердел сосок, он тотчас убрал руку.

— Ты мне наскучила, — с жалостливой улыбкой огорченно сообщил он.

Откуда-то из самых недр к горлу Эммы подкатили рыдания:

— Я не могу наскучить!

Габриэль усмехнулся:

— Бедная, бедная Эмма, вся ее империя рушится у нее на глазах.

Она прикусила губу, чтобы не расплакаться. Остатка гордости хватило только на то, чтобы закрыть глаза. Габриэль провел пальцем по ее опущенным векам, подобрал слезинку, смочил ею губы Эммы.

— Ты без нее томишься еще сильнее, чем без меня, — улыбнулся он. — Твоя плоть тоскует по ней, как когда-то по ее матери.

— Только не говори, что ты к ней ревнуешь.

— Может, и да. А может, и нет.

Эмма открыла глаза. Взгляд Габриэля обжигал.

— Чего ты хочешь? — помолчав, спросила она. — Я не могу без тебя обойтись.

— Я все для этого сделал, хозяйка, — прошептал он, снова коснувшись ее трепещущей груди. — Я хочу, чтобы ты сегодня же со мной расплатилась.

— Ты прекрасно знаешь, что можешь потребовать у меня чего угодно.

— И сделать с тобой все, что захочу. Да, знаю. Но я тебе уже сказал — мне это наскучило. Мне необходимы еще аргументы, чтобы снова к тебе приохотиться.

— Какого рода аргументы?

— Твое богатство. Все твое богатство, — протянул он, наклонившись над ее открытой грудью, чтобы поцеловать.

Эмма едва не задохнулась от гнева, смешанного с желанием.

— Я не до такой степени отчаялась, чтобы на это пойти! — злобно ответила она, выгибаясь под его ласками.

Габриэль выпрямился, прикрыл ее простыней, потом встал и направился к выходу.

— Да нет, именно до такой. Завтра же позови нотариуса и перепиши на меня все, чем владеешь. Я хочу, чтобы у тебя не осталось ничего, слышишь? Я хочу, чтобы ты целиком и полностью зависела от моей воли.

— Никогда! — вспылила она, не обращая внимания на отчаянные призывы собственной плоти.

Уже стоя на пороге, Габриэль обернулся и высокомерно поглядел на нее:

— Твое богатство и твоя покорность — а взамен я расскажу тебе, где прячут Энн.

Эмма де Мортфонтен истерически разрыдалась, потом схватила стоявшую у изголовья вазу с красными розами и запустила ею в голову слуги. Ваза разлетелась, ударившись о притолоку, а дьявольский хохот Габриэля донесся уже издалека.