Леди-пират

Два дня спустя Эмма, побежденная, склонилась под своим ярмом, обездоленная, как никогда прежде, и окончательно ставшая никем. Вот и хорошо — теперь, став никем, можно отправиться на поиски. И найти ее — Энн Кормак.

* * *

Энн смирилась. По крайней мере, внешне. Она ходила, опустив голову, не огрызалась в ответ, пела, молилась, искупала свои грехи и вышивала попеременно, смотря по тому, чего и когда от нее требовали. Мать-настоятельница позвала ее в свой кабинет и похвалила за покорность.

— Вижу, дочь моя, вы наконец обрели душевный покой, и я рада за вас. Вы обретете и благодать, к которой стремитесь.

— Благодарю, матушка, за ваше терпение и за вашу доброту, — поклонилась девушка настоятельнице, которую в эту минуту ей хотелось убить.

Однако взгляд, устремленный на монахиню, светился безупречной верой: Энн знала, что отныне это — единственный способ избавиться от неусыпного надзора. Целых три месяца она старалась ублажить настоятельницу.

Увидев, как Эмма де Мортфонтен, с разъяренным лицом, выходит из этого самого кабинета, она спряталась в тени окна — не раздумывая, повинуясь рефлексу. Должно быть, Эмма просила о свидании, а настоятельница ей отказала. Энн, сама не зная почему, обрадовалась. После аборта она стала не совсем такой, как прежде. Пока что ей не удавалось связать произнесенное ею имя с каким-то обликом или отчетливым воспоминанием — Никлаус хранил свою тайну, — но желание бежать полностью завладело Энн. Бежать от Уильяма Кормака. Бежать из Чарльстона. Бежать от Эммы де Мортфонтен. Бежать от всего, что хотя бы отдаленно возвращало ее в прошлое. Она никогда не простит отцу того зла, которое он ей причинил. И она кое-что придумала, чтобы одновременно и отомстить за себя, и вырваться из-под его власти.

Угодливо подчиняясь правилам монастырской жизни, Энн все более пристально интересовалась здешним повседневным распорядком: следила за тем, как подъезжали и отъезжали повозки, снабжавшие монастырь всем необходимым, запоминала, в какие дни и часы поставляют припасы, присматривалась к торговцам. Словом, узнавала все, что могло пригодиться ей, чтобы осуществить свой замысел.

И, присоединяя свой голос к хору монахинь, она думала об океане, о котором так часто грезила. Он в еще большей степени, чем прежде, сделался для нее символом свободы.

* * *

— Но я же не виноват, Эмма, — усмехнулся Габриэль, когда та пожаловалась, что не смогла увидеть Энн. — Я пообещал тебе только открыть, где прячут девчонку, отнюдь не способ вытащить ее оттуда.

— Я тебя ненавижу! — выкрикнула она, рванувшись к нему.

Габриэль мстительно перехватил ее руку и, притянув Эмму к себе, пылко поцеловал.

— Болтай поменьше, — посоветовал он, — не то могу прогнать тебя отсюда.

— Убью тебя к чертям, если ты это сделаешь!

— Это не вернет тебе твоего имущества, красавица моя. Мы не женаты. Я дарую тебе привилегию внешне сохранять прежнее положение в обществе. Никто не знает, что отныне я — твой хозяин. Но я нисколько не постесняюсь перестать разыгрывать из себя лакея.

— Хорошо, — вздохнула она. — Что ты мне предложишь, раз уж так гордишься тем, что решаешь все за меня?

— Пригрозить Кормаку, добившись тем самым разрешения навестить его дочь.

— Он мне откажет.

— Никогда! Ты прекрасно сумеешь его убедить, как только он достоверно узнает, что ты ее нашла.

Эмма кивнула. Только оттого, что она смогла приблизиться к Энн, пусть и не увидела ее, ей уже стало легче. Как ни странно, шаткое положение тоже действовало на мадам де Мортфонтен благотворно. Отняв у нее все и унижая ее гордыню, Габриэль вернул ей жажду завоевания, которую Эмма, как ей казалось, утратила. Она еще сможет начать все заново, если ее подручный и впрямь решит от нее отделаться. Но вот в это она не верит! Что бы там Габриэль ни говорил, Эмма убеждена в том, что слуге нравится его власть над ней, а уж тем более — непреодолимое влечение, которое она к нему испытывает…

Она неохотно отстранилась от Габриэля.

— Отвези… Можешь отвезти меня к Кормаку? — попросила женщина, еще совсем недавно приказавшая бы ему это сделать.

— Похоже, ты начинаешь понимать, — похвалил Габриэль, быстро направившись к двери, чтобы услужливо распахнуть ее перед Эммой.

28

Все до единой монахини собрались к вечерней мессе.

Энн устроила так, чтобы, как и в предыдущие дни, присоединиться к остальным с некоторым опозданием. Боязливым взглядом выпросила прощение у сестры Элизабет. Противная тетка, конечно, не замедлит донести на нее настоятельнице, но Энн на это наплевать. Главное — взойти на клирос последней, чтобы встать поближе к двери, немного в сторонке.

Никто не обратил внимания на то, где девушка встала, потому что ее поведение уже вошло в привычку. Постного выражения лица было достаточно для того, чтобы убедить всех в ее покорности. Энн между тем точно знала, что следует делать. У нее очень мало времени на то, чтобы обмануть бдительность настоятельницы, но дольше ждать она не может!