«На нас уже обратили внимание», – подумала Эмма. Так и было: хотя их появление в театре и не вызвало фурора, многие из присутствующих искоса поглядывали на них. Практически каждый из Слуг чем-то отличался от обычных людей, а они как новички привлекали к себе повышенное внимание. И поведение кларнетиста только подтверждало это.
Эмма взяла Джулиана за руку, и они перебрались в дальний угол зала, где людей было меньше, а тени казались гуще.
– Фэйри-полукровки, ифриты, оборотни, – пробормотала Эмма и взяла Джулиана за вторую руку, чтобы они повернулись лицом друг к другу. Казалось, его волосы растрепались еще сильнее, щеки пылали. Эмма понимала его волнение. Обычным людям их руны ни о чем бы не сказали, даже если бы их обнаружили. Но здесь все было по-другому. – Зачем они все здесь?
– Не так-то просто обладать Зрением, когда вокруг его больше ни у кого нет, – тихо ответил Джулиан. – Ты видишь вещи, которых не видит больше никто. Но рассказывать об этом нельзя, ведь тебя неправильно поймут. Нужно хранить секреты, а секреты тебя убивают. Разрывают на части. Делают уязвимым.
Его тихий голос пронизывал Эмму насквозь. Было в нем что-то пугающее. Что-то, что напоминало ей о ледниках в глазах Марка, таких далеких и таких пустынных.
– Джулс… – сказала Эмма.
Пробормотав что-то вроде «не бери в голову», он раскрутил ее, а затем снова притянул к себе. Эмма с удивлением поняла, что годы совместных тренировок перед битвами сделали их практически идеальной танцевальной парой. Они предугадывали движения друг друга и плавно скользили по паркету. Эмма понимала, в какую сторону пойдет Джулиан, по его дыханию и легкому движению пальцев.
Темные локоны Джулиана лежали в беспорядке. Когда он притянул Эмму к себе, она почувствовала тонкий гвоздичный аромат его одеколона, а под ним – легкий запах краски.
Песня закончилась. Эмма посмотрела на музыкантов. Кларнетист наблюдал за ними с Джулианом. Вдруг он подмигнул. Джаз-бэнд снова заиграл, на этот раз более медленную, более мягкую музыку. Пары сблизились, словно притягиваемые магнитами: женщины обвили руками шеи мужчин, мужчины опустили ладони им на талию, головы склонились друг к другу.
Джулиан застыл на месте. Эмма не отнимала рук, но стояла неподвижно, не шевелясь и не дыша.
Казалось, эта секунда никогда не закончится. Джулиан встретился с Эммой глазами, и ее взгляд, похоже, придал ему решимости. Он обнял ее и прижал к себе. Она неуклюже стукнулась подбородком ему о плечо. Пожалуй, никогда еще они не делали ничего неуклюже.
Эмма почувствовала, как Джулиан втянул в себя воздух, как его дыхание защекотало ей шею. Его теплые руки легли ей на лопатки. Она повернула голову, прижалась ухом к его крепкой груди и услышала, как быстро и неистово бьется его сердце.
Она обвила руками его шею. Джулиан был гораздо выше нее, и, сцепив пальцы, она почувствовала под ними его непокорные локоны.
По телу пробежала дрожь. Конечно, Эмма и раньше прикасалась к волосам Джулиана, но сзади, на шее, они были удивительно мягкими и шелковистыми. Кожа тоже была очень мягкой. Эмма неосознанно провела по ней пальцами, почувствовала его шейные позвонки и услышала, как Джулиан порывисто вздохнул.
Она посмотрела на него. Он был бледен и не поднимал глаз, длинные ресницы бросали тень ему на скулы. Он прикусил губу, как и всегда в минуты волнения. Эмма видела даже бороздки, которые его зубы оставляли на мягкой коже.
Если бы она поцеловала его, был бы поцелуй пропитан кровью или гвоздикой? Или они слились бы в единый букет? Сладкий и острый? Горький и горячий?
Она заставила себя забыть об этом. Он был ее парабатаем. Его нельзя было целовать. Его…
Его левая рука скользнула по ее спине и остановилась на талии. Эмма встрепенулась. Она слышала о бабочках в животе и понимала, как это бывает: тревожное чувство окутывало низ живота, и там все трепетало. Но сейчас это чувство охватило все ее тело. Бабочки порхали повсюду, касались своими тонкими крыльями ее кожи, заставляли ее трепетать и купаться то в жаре, то в холоде. Она начала водить пальцем по запястью Джулиана, собираясь написать: «Д-Ж-У-Л-И-А-Н, Ч-Т-О Т-Ы Д-Е-Л-А-Е-Ш-Ь?»
Но он не замечал. Впервые в жизни он не слышал их тайного языка. Эмма замерла и посмотрела на него: его взгляд был рассеян, мечтателен. Правой рукой он касался ее волос и крутил их прядь в своих пальцах. Эмма чувствовала это так остро, словно каждый волос, подобно проводку, шел прямо к ее нервным окончаниям.
– Когда ты сегодня спустилась по лестнице, – тихо и немного хрипло сказал Джулиан, – я захотел нарисовать тебя. Нарисовать твои волосы. Я подумал, что мне нужно использовать титановые белила, чтобы правильно передать цвет, чтобы показать, как они сияют на солнце. Но у меня все равно ничего не получится. В твоих волосах так много цветов. Там не только золото, но и янтарь, и солнце, и карамель, и пшеница, и мед.