Леди Полночь

Обычная Эмма бы пошутила. «Неужели у меня на голове тарелка мюсли?» Обычная Эмма и Обычный Джулиан посмеялись бы над этим. Но это был не Обычный Джулиан, это был Джулиан, которого она никогда прежде не видела, Джулиан, чувства которого читались в изящных чертах его лица. Эмма ощутила волну отчаянного желания, которое, как бледное пламя, плескалось в его глазах, которое было затеряно в резких линиях его скул, в поразительной мягкости губ.

– Но ты никогда меня не рисовал, – прошептала она.

Он не ответил. Он был в агонии. Его сердце стучало в три раза быстрее обычного. Эмма видела, как бьется жилка у него на шее. Его руки не двигались; Эмма чувствовала, что он хочет удержать ее на месте, не позволить ей приблизиться ни на миллиметр. Пространство между ними было словно пропитано электричеством. Пальцы Джулиана слегка шевельнулись. Он медленно опустил другую руку, провел ею по всей длине волос Эммы и коснулся кусочка кожи, обнаженного глубоким вырезом платья.

Он закрыл глаза.

Они уже не танцевали. Они стояли на месте. Эмма едва дышала. Руки Джулиана скользили у нее по спине. Джулиан прикасался к ней тысячу раз: на тренировках, в битвах, при залечивании ран.

Но он никогда не прикасался к ней вот так.

Казалось, он очарован. Казалось, он знает, что очарован, и всеми силами души пытается бороться с наваждением. Внутри у него как будто бушевала борьба.

Эмма чувствовала ее отголоски в его частом пульсе, в его неуверенных руках у себя на талии.

Она шагнула чуть ближе к нему. Он ахнул. Его грудь поднялась и слегка коснулась ее груди сквозь тонкий материал ее платья. Ее будто пронзили электрическим током. Все мысли вылетели у нее из головы.

– Эмма, – задыхаясь, произнес он.

Его руки дрогнули, как будто он получил неожиданный удар. Он потянул Эмму к себе. Она прижалась к нему. Толпа вокруг слилась в единое пятно света и цвета. Его голова опустилась поверх ее. Они задышали в унисон.

Ударили цимбалы – громко, оглушительно. Они отпрянули друг от друга, и двери театра распахнулись. Комнату залил яркий свет. Музыка стихла.

Затрещал громкоговоритель.

– Все зрители приглашаются в театр, – сказал чувственный женский голос. – Лотерея начинается.

Кристина рассталась с мужчиной в сером костюме и подошла к ним. Ее щеки пылали. Сердце Эммы колотилось как сумасшедшее. Она взглянула на Джулиана. На краткий миг он показался ей человеком, который долго брел по пустыне, умирая от жажды, и вдруг увидел блеск воды, но тот оказался лишь миражом.

– Марка до сих пор нет? – поспешно спросила Эмма, как только Кристина подошла ближе. Кристина вряд ли знала, где сейчас Марк, но Эмме не хотелось, чтобы она смотрела на Джулиана. Не сейчас.

Кристина покачала головой.

– Тогда заходим, – сказал Джулиан. Его голос звучал нормально, выражение лица ничего не выдавало. – Марк присоединится позже.

Эмма удивленно посмотрела на него. Она всегда знала, что Джулиан – неплохой актер, ведь Сумеречным охотникам то и дело приходилось лгать и играть разные роли, но сейчас ей казалось, что она придумала то выражение, которое видела у него на лице всего секунду назад. Что последние десять минут были просто плодом ее воображения.

Что на самом деле ничего этого не было.

15

Половины такого блаженства узнать серафимы в раю не могли

– Что ты здесь делаешь? – прошипел Марк в темноту.

Он стоял в гардеробе среди вешалок с дорогой одеждой. Ночью в Лос-Анджелесе становилось прохладно даже летом, но одежда была легкой: мужские пиджаки из льна и жатого ситца, женские накидки из шелка и газовой ткани. Было довольно темно, но Марк даже не вздрогнул, когда из-за кожаного плаща появилась бледная рука, которая потащила его за вешалку.

Кьеран. Его волосы были темно-синими, почти черными, цвета волн в разгар шторма. А это означало, что настроение у него отвратительное. Его разноцветные глаза мерцали в темноте.

– А как иначе мне тебя увидеть? – спросил он, прижимая Марка к стене. За вешалками было мало места, там было узко и жарко. Марк ахнул – и не только от того, что с силой ударился спиной о стену. Внутри Кьерана, там, где когда-то его сердце омывали прохладные волны рек страны фэйри, бушевала ярость, волны которой то и дело выплескивались наружу. – Я не могу войти в Институт, только в Убежище. Но меня убьют, обнаружив там. Неужели я должен каждую ночь ждать тебя среди теней пустыни, надеясь, что ты однажды соблаговолишь навестить меня?

– Нет, – ответил Марк, а Кьеран подошел к нему еще ближе. Его колено уперлось в стену между ног Марка. Его слова обжигали, но прикосновения были знакомы: тонкие, холодные пальцы расстегнули пуговицы рубашки Марка, скользнули под нее и дотронулись до его кожи. – Мы не должны встречаться, пока все это не кончится.

Глаза Кьерана метали молнии.

– А что потом? Ты по доброй воле вернешься в Охоту? Ты вернешься ради меня? Неужели ты считаешь меня таким глупцом? Ты ведь всегда ее ненавидел.

– Но во мне не было ненависти к тебе, – сказал Марк.