Если бы палантин ей подарил тот, с кем она встречалась в ту ночь, то разве она не надела бы его, несмотря на теплую погоду?
Братец
Эта женщина довела маму до слез. То есть бабулю. Я называю ее и так, и так, потому что теперь она и бабушка, и мать. Когда мы приехали сюда, у меня были мама и бабушка. Потом мама съехала, но все время возвращалась, почти каждую неделю. Сказала мне, что работает на такой работе, где ей приходится и спать. И что она старается сделать так, чтобы мы стали жить в новом доме здесь, в Балтиморе, вместе с папой – не с моим папой, а с новым, – и что там, возможно, будет достаточно места, и мне больше не придется спать в одной спальне с Теодором. В квартире бабули мы с ним спим в одной комнате с тетей Элис, в односпальной кровати, и он спит очень неспокойно и иногда падает на пол. Ну, ладно, ладно, иногда я
А потом случилось это. Сперва бабуля сказала, что она в другом городе.
– В Детройте? – спросил я, потому что в Детройт переехал мой отец. Мой живет в Детройте, а отец Теодора погиб на войне, хоть я не знаю, где идет эта война, и, по-моему, сейчас вообще нет войн. Но мой отец жив, он мог бы послать за мной, но не шлет. Наверное, из-за Теодора.
– Ни один мужчина не хочет растить детей другого. – Так сказал маме дедушка перед тем, как она уехала туда, куда уехала. Я думаю, это Сент-Луис, это может оказаться Сент-Луис: иногда она говорила о Сент-Луисе.
Пока она не уехала, жила здесь, в Балтиморе, и навещала нас каждую неделю. И приносила нам подарки. Бабуля сказала, что те деньги, которые она тратит на подарки, можно было бы отложить, чтобы мы скорее смогли снова жить вместе. Мама засмеялась и ответила:
– Это же не твои деньги, не так ли? – Ее одежда становилась все красивее и красивее. У нас самая красивая мама из всех, но после того как она съехала, она стала носить шикарную одежду с мехом. Мех был у нее на рукавах, на шапке, а потом она пришла в целой меховой накидке. Сказала, что работает в магазине одежды и иногда ей разрешают одалживать вещи при условии, что она ничего на них не прольет. Не знаю, почему ей приходилось там спать; может, она охраняла тот магазин. В общем, она разнервничалась, когда Тедди захотел пощупать накидку, которую она называла «палантин», а я спросил:
– Какой шикарный. Ты его украла, что ли?[95]
Дедушка засмеялся и сказал:
– Братцу палец в рот не клади. Братец у нас умный, дело говорит.
– А я? – спросил Тедди.
– А ты красивый, – сказала мама.
Зачем мужчине быть красивым? Это для девчонок.
Потом, через несколько дней после Рождества, мама пришла и принесла нам еще лучшие подарки, чем раньше. Игрушечные грузовики фирмы «Тонка» – желтый тягач для меня и красный пикап для Тедди – хотя только что было Рождество. Она дала бабуле конверт и жакет с мехом на запястьях.
– Почему отдаешь мне? – спросила бабуля.
– Я видела, как ты смотришь на него, – ответила мама.
Бабуля сказала:
– Мне же некуда его надевать, и ты это знаешь.
Мама сказала:
– Ну, ведь бывают же похороны, – а бабуля сказала, что нельзя так говорить: приносит несчастье.
Тогда мы видели ее в последний раз. Я спрашивал:
– Когда мама вернется? – Сперва бабуля и дедушка отвечали: «скоро», но я видел, что они не знают.
Бабуля начала подолгу плакать, когда думала, что мы не слышим. Тетя Элис тоже плакала, по ночам. Потом пару недель назад к нам пришел какой-то мужчина, и все в нашей семье заплакали, только это был такой плач, которого я никогда раньше не видел, больше похожий на крики. Почти как в ужастике, на которые я иногда втихаря хожу с тетей Элис; есть один, где мужчина крадет женщин и делает из них статуи; и когда происходит что-то плохое, ты вздрагиваешь, но появляется странно приятное чувство. Вот мне и показалось, что тут то же самое: плохое произошло, и теперь, наверное, станет лучше.
Но мама не вернется никогда, и лучше не станет.
Сейчас уже лето. Вчера бабуля чуть не засмеялась над чем-то, что сказал или сделал Тедди. Тедди вылитая мама, только мальчик. Наши тетушки иногда шутки ради одевали его как девочку, когда он был маленький, и люди говорили:
– На что мальчику такие глаза?
– Чтобы смотреть, – отвечал я, и они смеялись и смеялись; мне это и нравилось, и не нравилось. Когда мама уехала, я старался все время говорить смешные вещи и делать смешные вещи, чтобы люди смеялись. И они смеялись, но не так. Теперь все смеются не так, как раньше. Раньше мне бывало так легко смешить людей, но теперь они не смеются, как бы я ни старался, а когда смеются, обычно из-за Тедди, то их смех иногда превращается в плач.
Ты заслужила это, Мэдди Шварц, так тебе и надо…