Легенда о Граале

Многочисленные удивительные особенности Грааля, квалифицирующие его как «трудно достижимое сокровище», и его аналогия с алхимическим камнем, который у Вольфрама в действительности происходит по мере выявления, оправдывает его принятие в качестве символа Самости. Поскольку он является во многих версиях реликвией крови Христа, становится ясно, почему этот символ Самости имеет связь с образом Христа. Итак, погребальный аспект и кровь показывают именно то, что Грааль связан с той стадией психического развития, которая после своей земной смерти,

несёт действенность Христа в этом мире и сохраняет его «вещество души» на протяжении многих веков. По описанию из Евангелий, образ Иисуса нечеток и непоследователен и, как подробно разъяснил Юнг в «Аюп», образ этот приобрел свое значение лишь потому, что все современные символы Самости, такие как рыба, крест, Сын Человеческий и другие кристаллизуются вокруг него откуда-то из глубин коллективного бессознательного. По этой причине образ Иисуса стал идентичным с концепцией Самости и, таким образом приобрел ту субстанциальность и реальность, которая придала ему центральную значимость для нашей христианской культуры. Все проекции архетипа воплощенного Бога, Самости, которые были сконцентрированы в душе человека того времени, примкнули к этому образу. Это огромное значение позже отошло бы от фигуры Иисуса, если бы отдельный человек, начиная с апостола Павла, не переживал бы снова и снова внутренний психический опыт, который понимался, как нечто, идентичное с Христом. Эта душевная сила, постоянно поддерживающая жизнь символа Христа, соответственно может быть понята с точки зрения психологии, как врожденная модель индивидуализации, способная не раз и во все времена порождать Христа как образ Самости в каждом человеке, таким образом обеспечивая его выживание в мире людей.

С этой точки зрения, Грааль также может рассматриваться, как образ трансцендентной функции.

Под этим термином Юнг понимает психический синтез сознания и бессознательного, с помощью которого для психической целостности, для Самости становится возможным вступить в сферу осознания. Поскольку эта функция является также ответственной за постоянное созревание и преобразование образа Бога, Самости, то по этой причине вполне может выглядеть символически как сосуд, в котором сохранилось «вещество души» Бога.

Хотя сосуд и его содержимое действительно идентичны, всё же есть тонкие различия в выборе образов. Как показал Юнг, камень в алхимии означает внутреннюю духовность человека. Его божественные свойства отличают его как частицу Бога, скрытую в природе, по аналогии с Богом, который в виде Христа пришел на землю в человеческом теле, подвергшись страданиям. С другой стороны, «простота» камня (lapis exilis, vilis) намекает на то, что каждый человек является его потенциальным носителем, и даже его вдохновителем. Таким образом, алхимический символ ляписа компенсирует чрезмерно высокую и отдаленную духовность церковного образа Христа, который слишком далек от естественного земного человека.

Можно было бы возразить, что гостия до её освящения также состоит из неживой материи и лишь после освящения становится телом Христа. Страстный интерес средневековых мыслителей к проблеме пресуществления показывает, насколько значительным был вопрос о включении материальных элементов в область, касающуюся Бога. Но тайны Евхаристии явно не достаточно для ответа. Возможно, объём задействованной материальной субстанции был слишком мал, и поэтому алхимики, идя своим путём, искали более глубокую связь между Богом с неживой материей. Некоторые алхимики (такие как Петрус Бонус, Мельхиор Сибиненсис и автор Aurora consurgens

), однако, прослеживают аналогию между процессом трансубстанции в Мессе с алхимическим опусом. «В образе ляписа „плоть“ прославляет себя, — говорит Юнг, — она не трансформируется в дух, но, напротив, „укрепляет“ дух в камне… Поэтому ляпис можно рассматривать, как символ внутреннего Христа, Бога в человеке». Если смотреть с этой точки зрения, то камень представляет собой дальнейшее развитие символа Христа, дошедшего вниз до материи. «Не зная этого, — говорит Юнг, — алхимик развивает идею об intimatio (Ckristi)

и приходит к выводу …что полная ассимиляция Спасителя позволила бы ему, будучи ассимилированной, продолжить работу по освобождению в глубине его собственной психики». Таким образом, он может даже освободить божественный дух, заключенный в материи. Он достигает этого, но не как эго, а действует в качестве Самости; следовательно, символ ляпис «пришёл не из сознательного разума отдельного человека, а из тех приграничных районов души, раскрывающих тайны космического бытия».