Легенда о Сан-Микеле

– Я и не подозревал, что вы такой блестящий стрелок! – объявил бравый полковник. – Почему вы сказали, что никогда прежде не держали в руках пистолета?

Я вдруг расхохотался без всякой причины.

– Тут нет ничего смешного, – строго сказал полковник. – Ваш противник тяжело ранен. У Лаббе был очень озабоченный вид, и еще неизвестно, чем это кончится.

– Тем хуже для него! – сказал я, чудом обретая дар речи. – Он убил мою беззащитную собаку, в часы досуга он стреляет ласточек и жаворонков. Он это заслужил! Вам известно, что афинский ареопаг приговорил к смерти мальчика, который выколол глаза птице?

– Но ведь вы не афинский ареопаг!

– Нет. Но если виконт умрет, в его смерти я также не буду виноват. Я ведь даже не успел прицелиться – пистолет выстрелил сам собой. Легкое ему прострелил не я, это сделал кто-то другой. Кроме того, раз уж вам так жаль этого негодяя, то позвольте задать вопрос – вы рекомендовали мне целиться ниже для того, чтобы я промахнулся?

– Я рад, что вы вновь обрели красноречие, милейший хвастун, – улыбнулся полковник. – Когда я вел вас к карете, вы бормотали что-то несуразное про малиновок.

Когда мы проехали Порт-Майо, я уже обрел полную власть над нелепыми нервами и был очень доволен собой. Когда я подъезжал к авеню Вилье, мне почудилось, что из утреннего тумана, точно голова медузы, возникло лицо мамзель Агаты и ее белесые глаза грозно уставились на меня. Я посмотрел на часы и ободрился – была половина восьмого. «Она трет бронзу на обеденном столе, – подумал я, – и, если удача от меня не отвернется, я сумею незаметно проскользнуть в спальню, подав Розали знак принести чаю».

Розали вошла на цыпочках с завтраком и «Фигаро».

– Розали! Вы прелесть! Ради Бога, не допускайте ее в переднюю: я хочу через полчаса улизнуть. И еще – почистите меня немного щеткой, это крайне необходимо.

– Но господин доктор не может навещать пациентов в этой старой шляпе! Поглядите-ка – спереди круглая дырочка и сзади такая же. Чудно! Моль ее прогрызть не могла – весь дом пропах нафталином, с тех пор как мамзель Агата поселилась тут. Может быть, крыса? Комната мамзель Агаты кишит крысами. Мамзель Агата любит крыс.

– Нет, Розали, это червь смерти – его зубы тверды, как сталь, и он может прогрызть такую дырочку не только в шляпе, но и во лбу человека, если тому не повезет.

– Почему бы господину доктору не подарить эту шляпу старику Гаэтано, шарманщику? Как раз сегодня день, когда он приходит играть под балконом.

– Можете подарить ему любую из моих шляп, но только не эту; ее я хочу сохранить, чтобы иногда смотреть на эти две дырочки, ибо они знаменуют удачу.

– А почему господин доктор не носит цилиндр, как другие доктора? Это куда элегантнее!

– Дело не в шляпе, а в голове. А моя голова совсем неплоха, особенно когда мне с вашей помощью удается ускользнуть от мамзель Агаты.

Глава 15. Джон

Я сидел за завтраком и читал «Фигаро». Ничего особенно интересного. Вдруг мой взгляд упал на заметку под кричащим заголовком «Гнусное занятие».

«Мадам Рекэн, дипломированная акушерка первого класса, практиковавшая на улице Гране, была арестована вчера в связи со смертью молодой девушки: смерть наступила при подозрительных обстоятельствах. Выдан ордер на арест одного иностранного врача, который, как опасаются, уже успел покинуть Францию. Мадам Рекэн обвиняется еще и в том, что порученные ее попечению новорожденные бесследно исчезали».

Газета выпала у меня из рук. Мадам Рекэн, дипломированная акушерка, улица Гране? За последние годы я видел столько страданий, столько трагедий разыгралось у меня на глазах, что я совсем забыл ту историю. Но стоило мне увидеть заметку, как все ожило: казалось, что вчера, а не три года назад была та страшная ночь, когда я познакомился с мадам Рекэн. Прихлебывая чай, я перечитывал заметку и радовался, что гнусная женщина в конце концов попалась. Радовало меня и воспоминание, что в ту незабываемую ночь мне удалось вырвать из ее рук и рук ее подлого сообщника две жизни – матери и ребенка. Но тут же в голову пришла другая мысль: а что я сделал для тех, кого тогда спас? Чем я помог матери, которую уже покинул другой мужчина в час, когда она больше всего в нем нуждалась?

«Джон, Джон! – с отчаянием звала она, вдыхая хлороформ. – Джон, Джон!»

А я? Разве я поступил лучше, чем он? Ведь и я покинул ее в час, когда она нуждалась во мне! Какие муки она должна была перенести перед тем, как попасть в руки этой страшной женщины и моего бессердечного коллеги, которые, несомненно, убили бы ее, если бы не я! А какие муки ждали ее, когда, очнувшись, она вернулась к жестокой действительности!