Сегодня я получила от Судоплатова П.А. предложение перейти на закордонную работу. Убедительно прошу оставить на той, на которой нахожусь в настоящее время. Помимо того, что я люблю свою работу, прошу не посылать за кордон, так как это разобьет мою личную жизнь. Из-за неудачного замужества десять лет никакой личной жизни. В прошлом году я разошлась с мужем, и моя личная жизнь фактически только начинается. Очень прошу учесть эту мою большую просьбу».
Письмо Елена Дмитриевна передала, как и положено, по инстанции, зарегистрировав в канцелярии. Была она и в молодые годы большим педантом. Возражала начальству не впервые, могла не согласиться и с решением старших по званию, причем всегда возражала в лицо, открыто.
Послание лейтенанта Е.Д. Модржинской дошло до адресата.
Ее вызывали, уговаривали — бесполезно. Дошло до наркома Берии. И на его предложение отправиться за кордон защищать родину только в марте 1940 года вступившая в коммунистическую партию Модржинская ответить отказом не решилась. Лаврентий поставил вопрос по-своему: ехать за кордон, неважно женой или не женой пусть действительно малознакомого ей человека, от коммунистки требуют и партия, и они с Судоплатовым. Похвалив Елену за принципиальность, Берия добился согласия.
Пришел черед Фитина наставлять разведчицу. Его пожелания Елена запомнила легко. Создать у немцев впечатление о трогательной и счастливой супружеской паре. Никак не выдавать своих чувств, общаясь с нацистами. С дружелюбием, по крайней мере внешним, относиться к полякам. И чаще, обязательно чаще, чем это делает сейчас одинокий Иван, бывать на приемах, дипломатических вечеринках, сходиться со всеми, кто обладает или может обладать нужной Центру информацией. А еще паре предстояло восстановить связи с замолчавшими агентами. Отсеять тех, кто не представляет ценности и во чтобы то ни стало найти новых, обязательно обладающих информацией о намерениях Гитлера. Елена поняла, что скрывать от Фитина ничего не придется. Как только узнает, что фашисты готовятся к нападению на СССР, передавать информацию о военных приготовлениях прямо на него. И если все удастся, то ее через несколько месяцев работы в особых условиях поощрят коротким отпуском в Москву — предлог найдется.
Код к Варшавскому замку
И в конце 1940 года, на глазах сотрудников немецкой контрразведки на перроне вокзала в Варшаве произошла трогательная встреча супругов. Еще стоя у окна поезда Москва — Берлин, Елена — «Марья» зорким своим взглядом выхватила из толпы встречающих своего «Ивана». Симпатичный, хорошо одетый человек пришел с огромным букетом цветов. И неожиданно с первого же взгляда он ей понравился. Улыбка широкая, лицо доброе. Они, как и требовалось настоящим супругам, расцеловались. И сразу понравились друг другу. А совместная работа на грани риска быстро сблизила. Беззаветная храбрость Ивана и доброе отношение к ней строгой Елене понравились. Да так, что в оккупированной Польше образовалась вполне счастливая советская семейная пара. К всеобщему облегчению, Иван да Марья вскоре обратились в Центр с просьбой об официальной регистрации отношений.
Хотя было не до любви. Центр требовал, взывал: нужна срочная информация. И Гудимович — Модржинская удовлетворяли этот интерес. Как же было трудно! Недавно завербованные в СССР агенты, большей частью бывшие польские офицеры, давшие еще на территории Советского Союза согласие работать на советскую разведку в обмен на возможность вернуться на родину, к россиянам по понятным причинам у себя дома относились скептически. Мало ли что и кому они там, в Советах, наобещали. К тому же никакими ценными данными эти люди не обладали.
Обстановка в стране была тревожной. Люди выглядели подавленными, запуганными. Гестапо поляков не щадило. Заподозрят в контакте с коммунистами, с чужаками-иностранцами — и в тюрягу. Если агенты что-то и сообщали, то маловажное. Так, по мелочи, чтобы русские особо не докучали. Страх перед гестапо и недоверие к России пересиливали желание помочь в борьбе с фашистами, уже захватившими их страну.
Справки на агентов, подготовленные Центром, оказались почти бесполезными. Прежняя агентура была или разгромлена, или, это выяснилось при общении с уцелевшими, отстранена гитлеровцами как неблагонадежная от любой секретной информации. Все же Ивану с Марьей удавалось что-то выуживать.
Но по-настоящему серьезные данные пошли в Центр от новых, завербованных уже в начале 1941 года польских источников.
Марья была хороша собой. На приемах в разных посольствах, куда по протоколу звали эту супружескую пару, лейтенант вступала в разговоры на всех известных ей языках, легко заводила знакомства — полиглот, да еще и общительная. Некоторые дипломаты из стран к Германии близких, стремились блеснуть перед русской полной осведомленностью относительно немецких планов. Это было уже то, что нужно.