Легенды о любви и дружбе

«Что ты, Ветер, злобно повеваешь, Что клубишь туманы у реки,

Стрелы половецкие вздымаешь, Мечешь их на русские полки?

Чем тебе не любо на просторе Высоко под облаком летать,

Корабли лелеять на просторе,

За кормою волны колыхать?

Ты же, стрелы вражеские сея,

Только смертью веешь с высоты.

Ах, зачем, зачем мое веселье В ковылях навек развеял ты?»

На заре в Путивле причитая,

Как кукушка раннею весной,

Ярославна плачет молодая,

На стене рыдая городской:

«Днепр мой славный! Каменные горы В землях половецких ты пробил, Святослава в дальние просторы До полков Кобяковых носил.

Возлелей же князя, господине, Сохрани на дальней стороне,

Чтоб забыла слезы я отныне,

Чтобы жив вернулся он ко мне!» Далеко в Путивле, на забрале,

Лишь заря займется поутру,

Ярославна, полная печали,

Как кукушка, кличет на юру:

«Солнце трижды светлое! С тобою Каждому приветно и тепло.

Что ж ты войско князя удалое Жаркими лучами обожгло?

И зачем в пустыне гы безводной Под ударом грозных половчан Жаждою стянуло лук походный, Горем переполнило колчан?»

Валерий Брюсов

ПЕВЦУ «СЛОВА»

Стародавней Ярославне тихий ропот струн:

Лик твой скорбный, лик твой бледный, как и прежде, юн Раным-рано ты проходишь по градской стене,

Ты заклятье шепчешь солнцу, ветру и волне,

Полететь зегзицей хочешь в даль, к реке Каял,

Где без сил, в траве кровавой, милый задремал.

Ах, о муже-господине вся твоя тоска!

И, крутясь, уносит слезы в степи Днепр-река.

Стародавней Ярославне тихий ропот струн.

Лик твой древний, лик твой светлый, как и прежде, юн Иль певец безвестный, мудрый, тот, кто «Слово» спел, Все мечты веков грядущих тайно подсмотрел?

Или русских женщин лики все в тебе слиты?

Ты — Наташа, ты — и Лиза, и Татьяна — ты!

На стене ты плачешь утром... Как светла тоска!

И, крутясь, уносит слезы песнь певца — в века!

1912

Павел Антокольский ИЗ ПОЭМЫ «ЯРОСЛАВНА»

1

Над какою стеной зубчатой Слышен голос тот стародавний?

Иль поют за Днепром девчата О прабабке своей Ярославне?

Или, может, в снегах Урала,

Где ощерена вся природа,

Сказки горные собирала Ярославна, душа народа?..

Или, может, фронтам в усладу,

По ночам, на волне короткой,

Льется песня такого складу,

Песня женщины нашей кроткой?..

Там железо грохочет в тучах,

Там свинцовая вьюга хлещет,

Бьются реки в корчах падучих,

На все сущее смерть клевещет.

Так не бойся, не плачь, стихия!

Пусть одной только песней женской Только эти губы сухие Отвечают муке вселенской.

Есть у женщин такое право:

В половодьях любой непогоды Быть надежною переправой Через беды и через годы.

Льется песня та золотая,

Никогда уже не истлеть ей.

Это время поет, влетая В огневые врата столетья.

Ну, так вспыхни же и не стихни,

Так склонитесь же, слов не тратя,

И прислушайтесь к песне ихней —

Вы, мужья, сыновья и братья.

2

Полечу зегзицей по Дунаю.

Ой, не знаю, где он за Карпатами,

То ли умер, то ли жив, не знаю,

То ль зарыт германскими лопатами.

Полечу зегзицею далече,

Омочу бебрян рукав, не вымою.

Может, он железом искалечен,

Может, в ту же ночь непоправимую.

В ту ли ночь, а может, и не в ту же. Сколько их прошло, никем не считано. А о чем кричит ночная стужа,

Не пойму никак, о чем кричит она.

Ты не плачь, я и сама б умела,

Да не плачу, выстою пред гибелью.

Я сама бледна, белее мела,

Да не твой мороз лицо мне выбелил.

Встань же, солнце, милое трикраты,

Как вставало, помнишь, в годы ранние. Никакой не может быть утраты,

Нет отчаянья. Нет умирания.

Мы сойдемся и дровец наколем,

Накалим времянку мы ко времени.

Мы студить жилище не позволим,

Жены человеческого племени.

Мы наварим щей, хлебов намесим.

Если жив, откликнись только голосу. Сколько нас — сочти страну по весям. Сколько нас — сочти поля по колосу.

3

Я знаю, как росла ты, как училась В Путивле иль в Чернигове, дитя.

Как в ту весну все это и случилось,

И сразу ты влюбилась не шутя,

Какой он был, твой Игорь,— русый, рослый, Как в ту весну, в ту самую весну Он по-матросски налегал на весла,

Когда переплывали вы Десну.

Как духовой оркестр играл у входа В сад городской, в грядущие года,

А Игорь пел: «О, дайте мне свободу...»

Ты помнишь это, Ярославна? — Да.

Я знаю, как был этот праздник прерван,

Как был он призван раннею весной В сороковом году иль в сорок первом И вы прощались ночью над Десной.

Как он писал из армии, бывало:

«О русская земля, ты за холмом...»

Как ты ждала у городского вала Любимого в отчаянье немом.

Как ветер бил в глаза твои и скулы, Как шла в тумане сонная река,

Как за рекой таинственные гулы Ты слушала всю ночь издалека.

Я знаю, как ты слушала, не веря. Еще никто не верил, что война Стучится в наши кованые двери, Скребется когтем по стеклу окна.

Я знаю, как ты напрягала зренье, Как утопал родной твой городок В лиловой, белой, розовой сирени И как завыл окраинный гудок.

А ты не понимала, ты томилась Своим непониманьем молодым.

Ты все-таки надеялась на милость, На ту сирень, на тот лиловый дым...

Надеялась на самолетный клекот,

На дальний путь по переплету шпал, На юношу в Прибалтике далекой...

А он в то утро без вести пропал.

4

И пошла по земле Ярославна,

Первых встречных пытала о нем. Трепетало на станции главной Небо мертвенно-синим огнем.