Выдаешь ты девчину за женщину! Речь-поговоря — все по-женскому;
Перески тоненьки — все по-женскому;
Где жуковинья были — тут место знать.
— Я схожу посла поотведаю.
Он приходит к Василью Микуличу,
Сам говорит таково слово:
— Молодой Василий Микулич-де,
Не угодно ли тебе с моими боярами потешиться, На широком дворе поборотися?
Как вышли они на широкий двор,
Как молодой Василий Микулич-де Того схватил в руку, того в другую,
Третьего склеснет в середочку,
По трое за раз он наземь ложил,
Которых положит — тыи с места не стают.
Говорил Владимир стольнокиевский:
— Ты молодой Василий Микулич-де!
Укроти-ко свое сердце богатырское,
Оставь людей хоть нам на семена!
Говорил Василий Микулич-де:
— Я приехал о добром деле — об сватанье На твоей любимыя на дочери;
Буде с чести не дашь, возьму не с чести,
А не с чести возьму — тебе бок набью!
Не пошел больше к дочери спрашивать,
Стал он дочь свою просватывать.
Пир идет у них по третий день,
Сего дня им идти к божьей церкви. Закручинился Василий, запечалился.
Говорил Владимир стольнокиевский:
— Что же ты, Василий, не весел есть?
Говорит Василий Микулич-де:
— Что буде на разуме невесело:
Либо батюшка мой помер есть,
Либо матушка моя померла.
Нет ли у тебя загуселыциков,
Поиграть во гуселышка яровчаты?
Как повыпустили они загуселыциков,
Все они играют, все невесело.
— Нет ли у тя молодых затюремщиков? Повыпустили молодых затюремщиков,
Все они играют, все невесело.
Говорит Василий Микулич-де:
— Я слыхал от родителя от. батюшка,
Что посажен наш Ставр сын Годинович У тебя во погреба глубокие:
Он горазд играть в гуселышки яровчаты.
Говорил Владимир стольнокиевский:
— Мне повыпустить Ставра —
Мне не видеть Ставра;
А не выпустить Ставра —
Так разгневить посла!
А не смет посла он поразгневати — Повыпустил он Ставра вон из погреба.
Он стал играть в гуселышки яровчаты — Развеселился Василий Микулич-де...
Говорил Василий Микулич-де:
— Солнышко Владимир стольнокиевский! Спусти-ка Ставра съездить до бела шатра, Посмотреть дружинушки хоробрые!
Говорил Владимир стольнокиевский:
— Мне спустить Ставра — не видать Ставра, Не спустить Ставра — разгневить посла!
А не смеет.он посла да поразгневати.
Он спустил Ставра съездить до бела шатра, Посмотреть дружинушки хоробрыя.
Приехали они ко белу шатру,
Зашел Василий в хорош-бел шатер,
Снимал с себя платье молодецкое,
Одел на себя платье женское,
Сам говорил таково слово:
— Теперича, Ставер, меня знаешь ли?
Говорит Ставер сын Годинович:
— Молода Василиста дочь Микулична!
Уедем мы во землю Политовскую!
Говорит Василиста дочь Микулична:
— Не есть хвдла добру молодцу,
Тебе, воровски из Киева уехати,
Поедем-ка свадьбу доигрывать!
Приехали ко солнышку Владимиру,
Сели за столы за дубовые.
Говорил Василий Микулич-де:
— Солнышко Владимир стольнокиевский! За что был посажен Ставер сын Годинович У тебя во погреба глубокие?
Говорил Владимир стольнокиевский:
— Похвастал он своей молодой женой,
Что князей-бояр всех повыманит,
Меня, солнышка Владимира, с ума сведет.
— Ай ты ей, Владимир стольнокиевский!
А ныне что у тебя теперь на разуме: Выдаешь девчину сам за женщину,
За меня, Василисту за Микуличну?
Тут солнышку Владимиру к стыду пришло; Повесил свою буйну голову,
Сам говорил таково слово:
— Молодой Ставер сын Годинович!
За твою великую за похвальбу Торгуй во нашем городе во Киеве,
Во Киеве во граде век беспошлинно!
Поехали во землю Ляховицкую,
Ко тому королю Ляховицкому.
Тут век про Ставра старину поют Синему морю на тишину,
Вам всем, добрым людям, на послушанье.
Голос Ярославнин слышится, на заре одинокой чечеткою кличет. «Полечу,— говорит,— чечеткою по Дунаю,
Омочу бобровый рукав в Каяле-реке,
Оботру князю кровавые раны на отвердевшем теле его». Ярославна поутру плачет в Путивле на стене, приговаривая:
«О ветер, ты ветер!
К чему же так сильно веешь?
На что же наносишь ты стрелы ханские Своими легковейными крыльями На воинов лады моей?
Мало ль подоблачных гор твоему веянью?
Мало ль кораблей на синем море твоему лелеянью?
На что ж, как ковыль-траву, ты развеял мое веселие?» Ярославна поутру плачет в Путивле на стене, припеваючи:
«О ты, Днепр, ты, Днепр, ты, слава-река!
Ты пробил горы каменные Сквозь землю Половецкую;
Ты, лелея, нес суда Святославовы к рати Кобяковой:
Прилелей же ко мне ты ладу мою,
Чтоб не слала к нему по утрам, по зарям слез я на море!» Ярославна поутру плачет в Путивле на стене городской,
припеваючи:
«Ты светлое, ты пресветлое солнышко!
Ты для всех тепло, ты для всех красно!
Что ж так простерло ты свой горячий луч
на воинов лады моей,
Что ж в безводной степи луки им сжало жаждой И заточило им тулы печалию?»
Над широким берегом Дуная,
Над великой Галицкой землей Плачет, из Путивля долетая,
Голос Ярославны молодой:
«Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу И рукав с бобровою опушкой,
Наклонясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь».
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру: