Легенды о любви и дружбе

1 августа 1829 года пришла великая новость: фельдъегерь привез повеление снять с заключенных кандалы. Мы так привыкли к звуку цепей, что я даже с некоторым удовольствием прислушивалась к нему: он меня уведомлял о приближении Сергея при наших встречах.

Первое время нашего изгнания я думала, что оно, наверное, кончится через 5 лет, затем я себе говорила, что будет через 10, потом через 15 лет, но после 25 лет я перестала ждать. Я просила у бога только одного: чтобы он вывез из Сибири моих детей.

В Чите я получила известие о смерти моего бедного Николая, моего первенца, оставленного мною в Петербурге. Пушкин прислал мне эпитафию на него:

В сияньи, в радостном покое,

У трона Вечного Отца,

С улыбкой он глядит в изгнание земное, Благословляет мать и молит за отца...

Через год я узнала о смерти моего отца. Я так мало этого ожидала, потрясение было до того сильно, что мне показалось, что небо на меня обрушилось; я заболела, комендант разрешил Вольфу, доктору и. товарищу моего мужа, навещать меня под конвоем солдат и офицеров...

Князь Одоевский занимался поэзией; он писал прелестные стихи и, между прочим, написал и следующие в воспоминание того, как мы приходили к ограде, принося заключенным письма и известия:

Был край, слезам и скорби

посвященный,— Восточный край, где розовых зарей Луч радостный, на небе том

рожденный,

Не услаждал страдальческих очей;

Где душен был и воздух, вечно ясный,

И узникам кров светлый докучал,

И весь обзор, обширный и прекрасный, Мучительно на волю вызывал.

* * *

Вдруг ангелы с лазури низлетели С отрадою к страдальцам той страны,

Но прежде свой небесный дух одели В прозрачные земные пелены,

И вестники благие Провиденья,

Явилися, как дочери земли,

И узникам с улыбкой утешенья Любовь и мир душевный принесли.

И каждый день садились у ограды,

И сквозь нее небесные уста По капле им точили мед отрады...

С тех пор лились в темнице дни, лета; В затворниках печали все уснули,

И лишь они страшились одного,

Чтоб ангелы на небо не вспорхнули,

Не сбросили б покрова своего.

Н. А. Некрасов РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ

КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ

Поэма в двух частях.

(1826 год)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Покоен, прочен и легок На диво слаженный возок;

Сам граф-отец не раз, не два Его попробовал сперва.

Шесть лошадей в него впрягли, Фонарь внутри его зажгли.

Сам граф подушки поправлял, Медвежью полость в ноги стлал,

Творя молитву, образок Повесил в правый уголок

И — зарыдал... Княгиня-дочь... Куда-то едет в эту ночь...

I

«Да, рвем мы сердце пополам Друг другу, но, родной,

Скажи, что ж больше делать нам? Поможешь ли тоской!

Один, кто мог бы нам помочь Теперь... Прости, прости!

Благослови родную дочь И с миром отпусти!

II

Бог весть, увидимся ли вновь, Увы! надежды нет.

Прости и знай: твою любовь, Последний твой завет

Я буду помнить глубоко В далекой стороне...

Не плачу я, но нелегко

С тобой расстаться мне!

III

О, видит бог!.. Но долг другой,

И выше и трудней,

Меня зовет... Прости, родной! Напрасных слез не лей!

Далек мой путь, тяжел мой путь, Страшна судьба моя,

Но сталью я одела грудь...

Гордись — я дочь твоя!

IV

Прости и ты, мой край родной, Прости, несчастный край!

И ты... о город роковой,

Гнездо царей... прощай!

Кто видел Лондон и Париж, Венецию и Рим,

Того ты блеском не прельстишь, Но был ты мной любим —

V

Счастливо молодость моя

Прошла в стенах твоих,

Твои балы любила я,

Катанья с гор крутых, Любила плеск Невы твоей В вечерней тишине,

И эту площадь перед ней С героем на коне...

VI

Мне не забыть... Потом, потом Расскажут нашу быль...

А ты будь проклят, мрачный дом, Где первую кадриль Я танцевала... Та рука

Досель мне руку жжет... Ликуй . . .

. »

Покоен, прочен и легок Катится городом возок.

Вся в черном, мертвенно бледна, Княгиня едет в нем одна,

А секретарь отца (в крестах,

Чтоб наводить дорогой страх)

С прислугой скачет впереди... Свища бичом, крича: «Пади!»,

Ямщик столицу миновал...

Далек княгине путь лежал.

Была суровая зима...

На каждой станции сама

Выходит путница: «Скорей Перепрягайте лошадей!»

И сыплет щедрою рукой Червонцы челяди ямской.

Но труден путь! В двадцатый день Едва приехали в Тюмень;

Еще скакали десять дней, «Увидим скоро Енисей,—

Сказал княгине секретарь.— Не ездит так и государь!..»

Вперед! Душа полна тоски, Дорога все трудней,

Но грезы мирны и легки — Приснилась юность ей. Богатство, блеск! Высокий дом На берегу Невы,

Обита лестница ковром,

Перед подъездом львы, Изящно убран пышный зал, Огнями весь горит.

О радость! нынче детский бал, Чу! музыка гремит!

Ей ленты алые вплели В две русые косы,

Цветы, наряды принесли Невиданной красы.

Пришел папаша — сед, румян,— К гостям ее зовет.

«Ну, Катя! чудо сарафан!

Он всех с ума сведет!»

Ей любо, любо без границ.

Кружится перед ней Цветник из милых детских лиц, Головок и кудрей.

Нарядны дети, как цветы, Нарядней старики: Плюмажи, ленты и кресты,

Со звоном каблуки... Танцует, прыгает дитя,

Не мысля ни о чем,

И детство резвое шутя

Проносится... Потом Другое время, бал другой Ей снится: перед ней Стоит красавец молодой,

Он что-то шепчет ей... Потом опять балы, балы...

Она — хозяйка их,

У них сановники, послы,

Весь модный свет у них...

«О милый! что ты так угрюм?