Легенды Раэнора

Элен в недоумении взглянула на Мэллора. Изменился советник. Откуда у него такие мысли? Гримы, дверги, люди — в Раэноре меж ними никогда особых различий не было. Альвы не в счет, о них разговор особый. Каждый народ был в своем праве. Других никто не задевал. Почему тогда такая злость и презрение, явственно слышимое в голосе советника?

— Непонятные и чужие твои слова, Мэллор, — строго сказала она. Обиженно насупившемуся Амтару речь товарища тоже не пришлась по душе. Да и сам Мэллор, казалось, понял, что сглупил. Тягостное молчание нависло над столом. И тут Ирлинг, как ни в чем не бывало, сонным голосом протянул:

— Так что решили-то, госпожа? Когда первых переселенцев отправлять будем? Я что-то пропустил. Задремал, наверное.

Элен прыснула. Хорошо, что рядом есть такой неунывающий балбес!

— Пиши: решили отправить первый отряд будущей весной, как только подсохнут дороги. Согласен, Амтар?

— Да. Думаю, самое время.

— Капитаном отряда назначить Мэллора.

Тот заметно обрадовался. А Элен продолжила:

— Наместников никаких не будет. А будет Совет, как в Раэноре. Передайте о моем решении остальным.

В знак того, что разговор закончен, Элен встала. Вслед за ней поднялись Амтар и Мэллор, а за ними вскочил, едва не опрокинув чернильницу, Ирлинг. По знаку княгини он проводил гостей до выхода из ее покоев. А после этого, резонно отметив, что посвятил отчизне и так слишком много времени, отправился в сад, где его уже ждали.

С этого дня спокойствие не только в столице, но и во всем княжестве было нарушено. Из дворца слали гонцов по всему Раэнору, скликая готовых отправиться в опасное путешествие добровольцев.

Хэльмир был не на шутку встревожен. С его старшим братом творилось что-то неладное. Все началось с того злосчастного вечера, когда юноша передал ему шкатулку Хадинга. Брата было трудно узнать. Куда делись в одну ночь открытый нрав Хаггара, его неугомонность? Ясный взгляд серых глаз потух. Понурая угрюмость сменялась болезненной рассеянностью. Теперь Капитана редко видели на крепостных стенах Вальбарда. Он почти не выходил из своих покоев. Ни уговоры, ни угрозы отца, ни старания лекарей, ни посещения друзей — ничто на него не действовало. Все свое время Хаггар проводил, созерцая чудный медальон, сжимая в холодных руках такой же холодный, равнодушный металл или стоя у распахнутого окна, завороженно устремив взгляд в небо, за дальний горизонт, прячущий за своей призрачной завесой восточные степи. Время шло. Номанатур, поначалу навещавший сына кажый день, оставил свои попытки вывести его из странного оцепенения. Он всякий раз приходил в бешенство, видя равнодушную бездеятельность наследника. Хэльмир тоже не добился успеха. Хаггар будто и не видел его. Поняв, что усилия будут бесполезны до тех пор, пока не найдется повергшая Хаггара в тоску причина, тот тоже прекратил посещения. Он долго думал, сопоставлял, и вот теперь нужно было подтвердить или опровергнуть свою догадку.

Хэльмир решился. Дождавшись позднего вечера, юноша подошел к покоям Капитана. Его сердце взволнованно билось. Постояв в нерешительности перед плотно закрытыми массивными дверями, он взялся за бронзовую ручку. Дверь бесшумно открылась. В покоях Хаггара было темно. Хэльмир прошел сквозь пустые комнаты, освещенные лишь тусклым светом едва родившейся луны, к кабинету, под дверями которого мерцали бледные блики каминного пламени. Юноша несмело постучался. Ответа не было, но незапертая дверь чуть приоткрылась, словно приглашая войти. Хэльмир последовал этому немому приглашению. Кабинет скудно освещался тлеющими углями в камине да парой оплывших свечей в высоком подсвечнике, стоявшем на письменном столе. Хаггар, ссутулившись, сидел в кресле у камина. Услышав шаги, он поднял голову и невидящими глазами уставился на Хэльмира. Первые мгновения он не узнавал брата, но потом его взгляд прояснился. Он сделал попытку улыбнуться и тихо сказал: “Садись”, указав на кресло напротив. Хэльмир сел и выжидающе взглянул ему в лицо. Однако, на секунду вырвавшись из пут тяжелых мыслей, Хаггар снова задумался. Напрасно было ждать от него приглашения к беседе. Хэльмир внимательно оглядел брата. Тот сидел, вновь устремив взгляд на угасающее пламя, наблюдая, как сине-желтые змейки вьются вокруг черных блестящих головешек, как, потрескивая, взрываются и, напоследок ярко вспыхивая, рассыпаются угольки, становясь серым пеплом. Его волосы спутанными прядями висели вдоль ввалившихся бледных щек. Тонкие морщинки прорезались у переносицы. Губы то сжимались, то беззвучно шевелились. В раскрытом вороте его рубахи блеснула витая цепь. Хэльмир признал ее — от медальона, оставленного Хадингом. Хаггар бессознательно теребил ее рукой, перебирая серебряные звенья. Острая жалость пронзила сердце Хэльмира. К своему удивлению, он почувствовал себя гораздо старше брата. Только бы удалось ему помочь! Негромко, но отчетливо Хэльмир произнес:

— Я знаю, отчего ты болен.

Хаггар не пошевельнулся, но пальцы прекратили лихорадочное движение — он прислушался. И Хэльмир мягко, но уверенно заговорил, сам изумляясь своим словам.