— Пытаетесь свалить все на авиацию? — резко спросил Чибисов. — А танки у вас для
чего?
— Послушайте, — сказал Лизюков, стараясь говорить спокойнее, — вы не позволили мне
нанести удар железным кулаком, хотя танки у меня именно для этого! Вы заставили меня
вводить армию в бой по частям, и я подчинился. Так хоть теперь сделайте по-моему —
прикройте меня с воздуха, дайте авиацию, иначе все погибнет.
— Вы трус, товарищ Лизюков, — тихо, расчетливо произнес Чибисов.
Лизюков страшно, до зелени, побледнел и вышел.
— Сегодня наши победоносные войска, сломав хребет Красной Армии и навязав ей свою
волю, заняли город Воронеж! — гремело радио.
Это фактически было правдой. Несколько кварталов города еще оборонялись советскими
войсками, но падение города было вопросом нескольких часов.
— Сейчас я считаю, — заявил фюрер, — что мы можем начать новую операцию. Прорыв
на Сталинград теперь легко осуществим. Именно туда следует двигаться Шестой армии
Паулюса.
— Пятая танковая армия с задачей не справилась, — медленно проговорил товарищ
Сталин. — Предлагаю ее как армию ликвидировать, а товарища Лизюкова вернуть
обратно во Второй танковый корпус. Танковым корпусом он командовал, кажется, вполне
прилично.
Командир Второго танкового корпуса смотрел прямо в глаза генерал-лейтенанту
Чибисову.
Это была их первая встреча после памятной стычки, когда Чибисов назвал Лизюкова
«трусом».
— Стало известно, товарищ Лизюков, — сказал Чибисов зло, — что один из ваших
батальонов попал в окружение. Извольте лично вывести его.
Лизюков молча отсалютовал и вышел.
В нем трудно было сейчас узнать генерала — он носил обычный комбинезон танкиста.
Скоро заревели моторы — танки двинулись на врага.
Первая гвардейская танковая бригада двинулась к реке Сухая Верейка.
Река только называлась так — на самом деле пойма ее была низкой, заболоченной,
совершенно непроходимой.
Танки шли на противника без прикрытия.
Немецкие батареи встретили их бешеным огнем, и с наблюдательного пункта хорошо
видно было, как один за другим вспыхивают КВ и тридцатьчетверки...
Командирский танк, в котором находился Лизюков, вырвался далеко вперед, и вдруг
остановился, словно налетел на невидимую преграду. Вокруг него рвались снаряды.
— Покинуть танк! — отдал приказ командир.
Первым вылез через верхний стрелок-радист, но его тут же сразила очередь. Механик-
водитель, раненый, упал на землю, укрываясь за подбитым танком. Лизюков покидал
машину последним. Рядом с ним разорвался снаряд.
Генерал был в простом комбинезоне, снаряд изуродовал его лицо. Его похоронили в
братской могиле, и он считался пропавшим без вести.
67. По вражеским тылам
«Наступать, — размышлял Сталин. — К двадцать шестой годовщине Октября необходимо
взять Киев. И дело не только в том, что это будет идеологически правильно, не только...»
Верховный отдавал себе отчет в том, что стремительное наступление приведет к жертвам.
Но эти жертвы будут гораздо более тяжелыми, если операция затянется.
Развивая успех, следует перерезать железную дорогу Киев — Фастов. Завтра, крайний
срок — послезавтра. А потом — Киев и полное изгнание немцев из Правобережной
Украины.
Директива была подписана.
Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Манштейн верил в судьбу, в
рок. И понимал: судьба бывает отчаянно несправедлива. Кажется, победа уже в руках, еще
немного — и дотянешься, коснешься ее кончиками пальцев... Но затем происходит нечто
непонятное, и она ускользает.
Участок фронта на Днепре, зона ответственности германской Четвертой танковой армии,
с трудом сдерживал атаки Советов.
Манштейн знал: главное — понять, имеет ли очередное наступление русских некие далеко
идущие цели или же противник пытается занять плацдарм западнее Днепра.
Русские научились исключительно ловко имитировать направление главного удара — с
тем, чтобы потом атаковать совершенно в другом месте. И сил у них все прибывает.
Новые танки приходят из-за Урала.
Четвертая танковая задыхается. Уже пятого ноября Манштейн понял: Киев не удержать.
Северный фланг, порученный Четвертой, будет смят.
Единственная надежда — бросить все силы сюда, на помощь Четвертой. На подходе
находятся еще три танковые дивизии. Манштейн жаждал заполучить их.
Но фюрер... Он категорически приказал использовать эти дивизии в нижнем течении
Днепра.
Манштейн вылетел в Ставку.
Гитлер встретил его мрачно. Гипнотизирующий взор фюрера пронзил фельдмаршала, но
Манштейн собрал всю волю в кулак и постарался не опустить глаз.
Он слишком хорошо знал, как Гитлер умеет подчинять себе людей. Многие, слишком
многие спасовали перед этим магнетическим взглядом!..
— Мой фюрер, — заявил Манштейн, — мне нужны эти три дивизии. Иначе придется
оставить Киев.