— В полосе наступления Юго-Западного фронта, — продолжал Сталин, — предлагаю
использовать новое оперативно-тактическое соединение — танковый корпус в составе
двух танковых бригад и одной мотострелковой бригады. Директива Народного
комиссариата обороны уже подготовлена. Ознакомьтесь.
Тимошенко взял папку с отпечатанными листками. На бумаге выглядело неплохо: свыше
пяти тысяч человек, сто танков — двадцать КВ и по сорок — Т-34 и Т-60.
Противотанковые пушки, минометы, автомашины.
Танковые бригады включались в состав корпуса из резерва Ставки.
Мотострелковым бригадам предстояло быть сформированными «с нуля».
— Я бы хотел поговорить о наших танках, — сказал наконец Тимошенко, складывая
папку.
Сталин недобро прищурился:
— А что с ними не так?
— Ни для кого не секрет, товарищ Сталин, что по сравнению с довоенной продукцией
качество наших танков упало.
— С этими вопросами, Семен Константинович, будут очень серьезно разбираться, и не в
этом кабинете…
— Не сомневаюсь, товарищ Сталин, — Тимошенко вздохнул. — Да, вроде бы, и грех
жаловаться: по броне мы пока удерживаем превосходство над противником.
— Ну вот видите, — заметил Сталин.
— А вот что делать со связью? Я интересовался у командиров, почти все недовольны.
— Командирские танки, как я помню, все оснащены радиостанциями.
— Этого недостаточно, товарищ Сталин. Командиры утверждают, что радиостанции
должны стоять на всех без исключения танках. А наша промышленность пока не
способна… Эвакуация заводов тут здорово помешала — с августа сорок первого
радиооборудование для танков вообще не производится.
— И как же командиры выходят из положения? — спросил Сталин. — Как-то ведь они
находят выход?
— Кто-то просто гаечным ключом стучит в крышку люка, — ответил маршал. — Звучит
как анекдот, но приходится и так. Бывает, удается снять радиостанцию с разбитых танков.
На танках союзников радиосвязь имеется, но этих танков, во-первых, не так много, а во-
вторых, у них свои особенности, если не сказать — недостатки. Нашим танкистам
приходится приноравливаться.
Сталин поморщился: тема помощи союзников оставалась для него весьма болезненной.
— «Матильда» и «Валентайн» — танки поддержки пехоты, — продолжал Тимошенко. —
И для немецких орудий это твердые орешки. Броня у них что надо. Но вот скорость…
— А в наступлении скорость чрезвычайно важна, — подхватил Сталин. — Однако и
поддержка пехоты — не последнее дело, согласны, товарищ Тимошенко? Директива
подписана, действуйте. Юго-Западному направлению придаются четыре танковых
корпуса. Комплектуйте их, чем есть: «британцами», сталинградскими
тридцатьчетверками, тяжелыми КВ… Не брезгуйте и старыми БТ, и Т-26. Нам важно
сейчас нанести сильный удар по противнику.
Во второй танковый полк вермахта прибыло пополнение.
Майор граф фон Штрахвитц выглядел весьма довольным. Он удачно прятал свое хорошее
настроение под гримасой озабоченности, но обер-лейтенант Диц, знавший графа еще по
Франции, легко угадывал его настроение.
— Эти чертовы молокососы зададут русским перцу, — заметил Диц, усмехаясь.
Шестьдесят свежеиспеченных германских танкистов явились в потрепанный боями полк
вместе с новенькими, «с иголочки», боевыми машинами.
Об этом не принято было говорить, но после тяжелой русской зимы бронетанковые силы
находились не в лучшем состоянии.
Но Фатерланд, как всегда, заботится о своих героических сынах. И в первую очередь — о
группах армий «Юг», на которые возложены сейчас самые ответственные задачи.
Согласно директиве Генерального штаба вермахта от 18 февраля, предназначавшиеся для
наступления танковые полки перешли с двух— на трехбатальонную организацию.
В батальоне имелось теперь по две роты легких танков и одной роте средних танков —
«тройки» и «четверки».
— Не понимаю только, зачем прислали опять несколько «двоек», — заметил лейтенант
Фридрих фон Рейхенау, сын покойного знаменитого фельдмаршала. — Они ведь
безнадежно устарели. Учитывая, какая у русских техника.
Граф нахмурился:
— Что вы имеете в виду, Фриц, когда хвалите русскую технику?
— Всего лишь пытаюсь сравнивать и анализировать, — Фридрих никогда не боялся
высказывать свое мнение. И не из-за происхождения. Он был убежден: боевой офицер
имеет право не скрывать своих мыслей. Особенно когда эти мысли — на благо Рейха. —
Наши «четверки» — они, в принципе, не тяжелые танки, как значится у нас, а средние. Я
слышал, что короткоствольную артсистему в скором времени будут заменять
длинноствольной... Но пока наша «четверка» толком не берет ни КВ, ни Т-34.
— Послушайте, фон Рейхенау, но подобные рассуждения не... — начало было граф.
Фридрих перебил его:
— Уверен, наши бронетанковые умы уже ищут и скоро найдут способ усовершенствовать
этот танк. Но все же основу наших дивизий составляют даже не «четверки», а «тройки».
— Ну, э… лично у меня… — произнес граф и пожевал губами, замолчав.
— У вас «четверка», — закончил за него Фридрих. — И у меня. Но у большинства — как
и наших новобранцев — «тройки». Вообще это неплохие танки, особенно новой
модификации — с пятидесятимиллиметровой артсистемой Kwk 39, с длиной ствола в