Продуктов для этих туристов ему действительно было не жаль. Себя он не обделял. Задерживаться в тайге без нужды не собирался. Значит – отнес им продукты – и о / ревуар! А дальше только и старайся их не догонять – они все равно будут спешить, но и отставать особенно не отставай, чтобы самому поскорее явиться к Марине. Тогда и станет ясно, о чем сможешь ей сказать, о чем – нет, но в любом случае стремясь искупить свою греховность. Даже без полной исповеди. Просто с покаянием (и с полным раскаянием) внутри себя. Мог ли он рассчитывать на то, что жена ему простит помощь женщине, которая об этом попросила? Вряд ли. И женщина эта не обделена мужским вниманием, и жена имеет законное право не разделять свое самое интимное и дорогое ни с кем – причем не только как жена. Марина всегда была для него сразу всем – лучшей женщиной, лучшей женой, лучшей любовницей, лучшим человеком и – больше того – небесной душой, с которой изо всех сил стараешься сравняться, наперед зная, что так высоко не взлетишь. «Господи, помоги! Помоги мне самому не срамиться и любимую не огорчить!» С этой мольбой он и уснул.
Михаил открыл глаза от какого-то шороха. В палатке было уже довольно светло, и он сразу увидел, что Галя сидит спиной к нему около входа и стаскивает с плеч пуховик. На голых плечах не было бретелек. Значит, он мог еще раз увидеть ее прекрасную грудь. Для этого достаточно было окликнуть ее. Она бы повернулась. Но он не позвал, пока она не надела лифчик и свитерочек.
– Доброе утро, – сказал Михаил. – Сказочное явление уже собирается упорхнуть из моего дома?
– Доброе утро, – улыбнулась Галя. – Пора и честь знать!
– Тебе надо спешить? – спросил он.
– Да, лучше особенно не задерживаться. Уже шесть часов.
– Боишься, что хватятся?
– Ничего я не боюсь. Но там действительно могут хватиться, только не потому, что я сбежала…
– …К офицеру чужого гарнизона, – заключил за нее Михаил.
– А причем тут офицер и чужой гарнизон?
По ее вопросу Михаил понял, что она не в курсе анекдота, который он имел в виду.
– Знаешь, мне однажды понравилась такая байка: «Жена офицера не считается развратницей, если она живет с офицерами своего гарнизона. Она считается развратницей, если живет с офицерами чужого гарнизона».
– А, вот в чем дело! Сказано не дурно! Но шум у нас поднимался и без выхода в чужие гарнизоны. Здесь все же глухая тайга.
– Верно. Об этом я не подумал.
– Это ты-то не подумал! Ты так думаешь, что даже Я не сумела тебя охмурить!
– Прости, но большего дать тебе не мог.
– Да я же не обижена, хотя немного задета. Но это уже моя вина. Согласен?
Михаил отрицательно покачал головой.
– Не согласен? – живо спросила Галя. – А отчего?
– Соблазнительно, конечно, считать себя невиновным, устоявшим. Но мы же оба знаем – немного осталось, чтобы ты могла ощутить свою полную победу.
– Ну, неполная победа – это не победа!
– Пять с минусом – это все-таки пять. И что тебя так задевает этот минус?
– Ты даже на время не забыл со мной своей жены. Ведь так?
– Так, разумеется, так.
– Вот видишь, а ты еще говоришь о моей победе.
Михаил промолчал. Он тоже одевался. Галя обернулась на шорох.
– Зачем тебе вставать в такую мокрядь? Поспи еще.
– Нет, я тебя провожу.
– Не надо! Лежи!
– Помогу отнести продукты. Если нас увидят вместе, можно будет сказать, что ты встретила меня около вашего лагеря.
– Ерунда. Пусть думают, что хотят! Не играет роли.
– Роль действительно уже сыграна, – подтвердил Михаил. – Кстати, забыл узнать, как тебе спалось?
– Замечательно! Было тепло и мягко. Кажется, даже снилось что-то приятное, только уже не помню, что.
Галя расстегнула молнии входа.
– В тайге все мокро? – спросил Михаил.
– Да.
– Промокнешь в своих кроссовках.
– Ничего страшного. Тут недолго идти.
Галя вылезла наружу. На всякий случай он сказал:
– Подожди, я сейчас.
– Конечно, подожду. Но ты пока не спеши вылезать.
Михаил натянул на ноги высокие сапоги, достал куртку и непромоканец, потом переложил консервные банки и баллоны с продуктами в рюкзак. Наконец, и он вылез из палатки.
Тайга действительно выглядела насквозь промокшей. Капли висели на ветках и хвое лиственниц, на листьях кустов. Мох был пропитан водой, как губка. Одного взгляда вниз было достаточно, чтобы увидеть, насколько вырос уровень реки. По сравнению с вечером прибавка составила метра два, но вряд ли это могло быть пределом.
– Надень непромоканец, – сказал он Гале, – а то под капелью вымокнешь обязательно.
– Ну и что? Высохну потом.
Михаил нагнулся и вытянул из палатки ружье и пальму».
– А это зачем? – поинтересовалась Галя.
– Я не оставляю ружье, когда покидаю бивак. А то неизвестно, в чьих руках оно окажется после возвращения даже в безлюдной тайге. А пальмой я буду стряхивать воду с веток. Ну как, пошли?
В душе у него что-то сжалось. Наверно, уже начали рваться нити, которые он решил разорвать. Они шли сосредоточенно и молча. Да и о чем можно было говорить в последние четверть часа?