Гуляя однажды в субботний день в середине марта вместе с Бетси и Ньютиком по набережной Москвы-реки, Михаил вдруг услышал будто от противоположного берега протяжный и горестный вой. Обе собаки насторожились и повернули головы к воде, подтверждая, что вой ему не причудился, но в чем все-таки дело, он сразу не мог понять. После короткой паузы вой повторился. К этому времени Михаил достал из кармана компактную подзорную трубу, которую имел обыкновение брать с собой на прогулку в ясную погоду. Ведя ее вдоль стены противоположной набережной на уровне уреза воды, Михаил почти сразу поймал в поле зрения устье большой трубы водосточного коллектора, в котором сидел и, высоко подняв голову, выл попавший в отчаянное положение черный пес. Он показался Михаилу достаточно крупным. Однако влезть на гладкую каменную стенку с нарастающей крутизной и карнизом на самом верху под гранитным парапетом у него не было никаких шансов. Впрочем, как и у тех двух более мелких собак, которых они с Мариной доставали прежде из Москвы-реки и канала. Михаил без всякого энтузиазма подумал, что придется лезть и за этим псом. Он продолжал идти вслед за спущенными с поводков Бетси и Ньютиком, погрузившись в лихорадочные мысли о том, что надо взять из дома, прежде чем идти на другой берег спасать. Веревку, нет – две, два – три карабина, ошейник и поясной широкий ремень для обвязки собаки, себе – высокие сапоги, электрофонарь, толстые кожаные перчатки и брезентовые рукавицы, да что-нибудь псу из еды – кто его знает, сколько он уже там ошивается. На время Михаил упустил из виду устье трубы, а когда вновь посмотрел, собаки там уже не было. Вывалиться из большой трубы пес не мог, и Михаил понадеялся, что в таком тоннеле он сам найдет себе дорогу наверх. Желания еще раз демонстрировать свои альпинистские умения, к тому же без острой необходимости, Михаил не имел. Все же, озадаченный внезапным исчезновением собаки, он на всякий случай еще некоторое время наблюдал за устьем трубы, но пес так и не появился. Михаил подозвал своих собак и на сей раз умница и умник без промедления сразу подбежали к нему. Это подтверждало, что они были встревожены. Обычно же их приходилось звать и окликать несколько раз, поскольку они считали, что прогуливают Михаила в той же степени, в какой он считал, что прогуливает их. Дома он рассказал Марине о воющей собаке и о ее внезапном исчезновении. Во время вечерней прогулки по той же набережной он вслушивался и вглядывался в плохо различимую противоположную набережную, но бедствующего пса не было ни слышно, ни видно, и это успокоило Михаила.
Однако уже назавтра, в воскресенье, он сделал крайне неприятное открытие – собака снова сидела в устье трубы и выла, правда, уже не так громко, как накануне. Наверное, потому, что сутки были упущены, и она ослабела без еды. Досадуя на себя, Михаил сразу повел Бетси и Ньютика домой, по дороге повторяя про себя, какие понадобятся сборы и с кем идти. Лучше было бы с Мариной, но она уже занялась какими-то делами по дому. В крайнем случае можно было ограничиться участием четырнадцатилетней Светы, всегда готовой откликнуться на собачью беду.
Света явилась на зов к ним буквально через четверть часа, чем очень обрадовала Михаила, хотя тут же и огорчила. Он велел ей одеться потеплей, а она пришла в холодных модельных ботинках (не терпелось обновить покупку) и в куртке без капюшона. Стоять в таком виде на страховке под сильным холодным ветром не обещало ей ничего хорошего. Однако внучка не поняла причины его недовольства, и от этого оно еще больше возросло. За высокими резиновыми сапогами пришлось лезть на антресоль, штормовка, веревки, теплая куртка – все было в разных местах, и Марина начала сердиться, что они еще не уходят и мешают ей убирать. Только оказавшись на мосту через Москву-реку, Михаил вспомнил, что не взял для спасаемой собаки еду. Он заколебался было – вернуться за едой или идти вперед, но, решив, что в случае возвращения «пути не будет», решил двигаться дальше.