Когда сознание вернулось к нему, он действительно убедился, что сидит на том самом стуле, на который рассчитывал опуститься, и потому его сперва очень удивила суета вокруг. Заседание было прервано из-за обморока. Осознав, как скверно все получилось, Михаил попытался было попросить разрешение закончить то, что не успел. Однако Густав Рудольфович, сидевший во главе стола в своем адмиральском мундире, с ласковым и доброжелательным сочувствием в голосе сказал, что, пожалуй, лучше не надо, тем более, что основная идея вполне ясна. Только потом, когда они уже вышли из здания вычислительного центра академии наук на улицу, Оля объяснила Михаилу причину возникновения суеты. Он рухнул на пол перед стулом, и обморок длился несколько минут. Только тут он понял, наконец, что, кроме усталости и недосыпания томило его все утро. Запах дизельного выхлопа, что-то вроде ослабленного варианта автомобиля – душегубки, который он вдыхал в автобусе в течение двух часов, довольно основательно отравил его. Но в глазах окружающих потеря сознания докладчиком перед лицом светила отечественной науки была полным аналогом обморока институтки, которую внезапно представляют коронованной особе. Других объяснений, особенно у злопыхателей, и быть не могло. Оля не корила его вслух, но он представлял себе глубину ее разочарования. Ожидаемого эффектного прорыва вражеской обороны с помощью академика Густава Рудольфовича Вайля не получилось. Выслушав Михаила о том, как он добирался до Москвы и каким образом отравился, Оля сказала, что все же была права, когда просила его не ходить в этот поход, но он не послушался – и вот результат. Да, внешне она как будто была совершенно права. Не пойди он на весенний праздник весла и воды, не отравился бы, не изнурился бы, не устал. Но это был бы уже не он, не Михаил Горский, кто-то другой, кто заботится о своей успешной карьере больше, чем о сохранении внутренней сути и лучшего из того, что в ней есть. Этого Оля понять не могла. Объясняться дальше не имело смысла. Походной подруге не пришлось бы ничего объяснять, но Оле его устремление к природе было в достаточной степени чуждо. Оля готова была любоваться красотами Земли из окна автомобиля или с палубы круизного судна, и это, конечно, было неплохо, но, безусловно, НЕ ТО. Он впервые почувствовал некую дисгармонию в их взаимности, так как раньше питал иллюзию насчет того, что сумеет увлечь ее походами. После заседания в совете по кибернетике иллюзии не стало, и это тоже был итог того памятного доклада с потерей сознания, от которого они с Олей ждали столь многого в смысле обретений и который стал поводом для серьезных разочарований в успехе дела, начатого по его замыслу и инициативе, равно как и поводом для сомнения в том, что они настолько подходят друг другу, что в будущем ничего не потребуется зажимать в себе ради сохранения согласия в семье, коль скоро они ее создадут. А этого им очень хотелось – было время, когда им хотелось этого больше всего в жизни. Как раз в ту пору у них появилась возможность дать две статьи для публикации в научном сборнике, и ее нельзя было упускать, поскольку соискателям ученой степени кандидата наук следовало иметь как можно больше публикаций. Представить статьи надо было практически немедленно. Оля абсолютно верила в способность Михаила справиться с таким делом, а он был уверен в Олиной способности его соответствующим образом вдохновить. Оба они решили, что лучше всего будет работать без помех дома у Оли. Днем ее мужа не должно было быть, правда, там находилась Олина мама, но, по мнению Оли, она не могла им мешать. Михаил был представлен ей как коллега, с которым они должны выполнить очень важную и срочную работу. В комнате, где им предстояло трудиться, стоял большой покрытый скатертью стол, недалеко от него у стены было канапе, и Михаилу страшно захотелось начать работу вместе с Олей именно на нем, однако, скрепя сердце, пришлось сначала усесться на стулья за стол в надежде, что обстоятельства переменятся в благоприятную сторону. Мысли в голове Михаила по-прежнему вились совсем не вокруг статей. Олина близость побуждала совсем к другому. Тем более, что ее мама возилась на кухне и как будто не собиралась сюда заглядывать.