Легко видеть

Скатерть, свисавшая со столешницы, прикрывала их бедра. Молниеносно представив, будет ли заметно матери, что они делают, если она внезапно появится, Михаил расстегнул брюки и подвел Олину руку к напрягшемуся до предела поглотителю всех остальных не относящихся к желанию мыслей. Вскоре Оля сказала: «подожди!» – и, поднявшись со стула, быстро подняла подол и стянула с себя трусики. После этого и он мог ласкать ее. Наигравшись почти до исступления, они, уже не думая о риске, переметнулись на канапе. К счастью, мать их близости так и не помешала. Зато счастливый Михаил и радостная Оля смогли на какое-то время обратиться к статье. Он писал и поглядывал на Олю, а она смотрела на него почти неотрывно, и это был взгляд любящей женщины и одновременно матери, гордящейся своим дитем – долгий, ласкающий и еще многое сулящий взгляд. Приблизившись к концу первой статьи, Михаил уже знал, о чем будет другая, потому что в голове прорезалась ассоциация между их тематическим содержанием. Зафиксировав наспех нужные логические посылки, Михаил вновь потянулся к Оле, и она своими ласками и телом опять оплодотворила его мысль, а после нового посещения канапе ему осталось только положить текст на бумагу. К удивлению – и к Олиному, и к собственному – все было готово вдвое быстрей, чем можно было бы ожидать по самому оптимистическому сценарию. Вот как могла проявлять себя любовь, находящаяся на подъеме! Разительно же она отличалась от того, с чем пришлось столкнуться тремя годами позже!

Как-то раз в ту пору, проходя мимо Оли, печатавшей что-то на машинке, Михаил, не особенно интересуясь, бросил взгляд на бумагу и сразу выделил фразу, которая заставила его приподнять свисающий из каретки лист и вчитаться в окружающий текст. Оля внутренне сжалась – это он, даже не глядя, сразу почувствовал кожей. Текст однозначно свидетельствовал о том, что Оля больше не придерживалась его взглядов на решение основной проблемы, которой занимался его отдел и, более того, капитулировала перед той точкой зрения, которую Михаил считал бесперспективной и порочной. Одновременно это означало, что в дальнейшем Оля предоставляет ему одному таранить собственной головой непреодолимую стену официальной позиции. Статья впервые за все время их совместной работы и любви была озаглавлена одной ее фамилией. Ну, это-то как раз было правильно. Под такой ахинеей он бы подписаться не мог. Ничего не сказав, он отпустил лист, коротко взглянул Оле в глаза и пошел к своему месту. Оля кинулась следом за ним, принялась объяснять, что в другом виде статью у нее не примут. – «Ну, раз это нужно тебе для защиты, о чем говорить?» – прервал ее он. Оля действительно очень хотела защитить диссертацию. Ей стало предельно ясно, что в компании с Михаилом она ее не защитит. Теперь надо было ждать перемен во всем остальном. Все это требовало немедленной перемены в его оценке их отношений. Первый вывод напрашивался сам собой – скоро или не совсем скоро любви настанет конец. Умом он был готов сразу действовать в соответствии с этим выводом, чувствами же и желаниями – нет. В этом, собственно, и состоял второй вывод. Не хотелось терять то, что было – близость тела, прекраснее которого он в то время еще не знал и, более того, уже представить себе не мог. И в этом он ясно видел ущербность своего положения. Самоуважение и гордость – не гордыня, нет – нормальная гордость – требовали свести все связи с Олей на нет. Не мгновенно и без скандала. Но нельзя же было продолжать любить ту, которую уже не уважаешь, как прежде, несмотря на всю инерцию чувств – чувствами-то он все еще был за нее и вместе с ней, и в ближайшее время Оле не могло быть найдено никакой замены. Однако теперь он знал, что ему придется готовить себя и к потере Оли, и к ее замене. Михаил представил себе всех, кого знал. Нет, женщины, способной ее заменить, среди прошлых и нынешних знакомых не было.

Что заставило Олю не форсировать ход событий, Михаилу не было известно. Это как будто радовало, но с привкусом сознания собственной слабости, которая в основе постыдна и которую все равно придется преодолеть – раньше ли того, как он найдет себе другую, или одновременно с этим – кто мог сказать? – но скорей всего – до того.

Интимные встречи, и прежде нечастые из-за отсутствия укромного убежища, стали и вовсе редкими, но все-таки время от времени еще происходили. Однажды, когда Олин муж уехал в командировку, она позвала его к себе. После близости, которая не принесла особой радости ни ему, ни ей, Оля посмотрела на него долгим взглядом, потом поочередно кончиком пальца убрала со щек две маленькие горькие слезинки. «Все гораздо хуже, чем ты думаешь,» – негромко сказала она. Михаил ничего не ответил, чувствуя как холод охватывает его изнутри. Это был приговор их любви с ЕЁ стороны. Доискиваться до всех причин было бессмысленно. Обещать в чем-то измениться самому – тем более. Карниз, на котором он до сих пор стоял, уходил из-под ног, теперь оставалось ждать полновесного срыва лавины.