Легко видеть

Он ушел тогда от Оли с горчайшим чувством, хотя обвал еще не состоялся. Но его предупредили, что скоро он произойдет. Михаил подумал, что его даже немного жалеют, если так тактично, можно сказать – предельно гуманно – обставляют разрыв, к которому он уже приготовился, но, к сожалению, по-прежнему только умом.

Вскоре – Михаил уже не помнил – через несколько дней или пару недель – Оля позвонила ему домой и сказала, что из-за ухудшившегося здоровья она в дальнейшем уже не сможет звонить, а он, если захочет, может звонить ей сам. Первым чувством, которое вызвали в нем ее слова, была злость, даже почти ослепляющая ярость. С ним порывали наполовину. Отныне он мог испрашивать у нее разрешения на встречи, даже на разговор, а она сама снисходить к нему не собиралась – разумеется из-за того, что была уверена – он не выдержит и придет или приползет и тогда будет с ней или при ней – смотря как ей будет угодно – на ее условиях, исходя из ее потребностей, но уж никак не из его!

Он нашел в себе силы попрощаться с ней совершенно вежливо и спокойно, ничего не спросив и не пообещав, но еще того прежде, чем трубка легла на место, он уже твердо знал, что первым ей не позвонит. НИ ЗА ЧТО. Как бы ни было плохо без женщины, пока он не найдет себе новую.

Да, плохо действительно могло быть, но, собственно, уже давно – примерно год – особой радости от встреч с Олей он не испытывал. Именно от встреч, поскольку как раз тогда упрямого Горского, не согласного действовать в соответствии с официальной линией, решением госкомитета (правда, лишь устным, а не протокольным) он был смещен с тематического поля, на котором мешал многим конъюнктурщикам и неучам, и перемещен на другое. Это была классная рокировка в пользу любовницы заместителя председателя госкомитета. Эта особа, доведшая до катастрофического состояния работы в том отделе, куда перевели Михаила, поскольку она не имела представления, что там, собственно, надо делать, и получила в свое распоряжение отдел и тематику Михаила, где она понимала, что делать, если не идти вразрез с официальной догмой, хоть это был абсолютно тупиковый путь. Но за тупиковую ситуацию она отвечала бы не одна, а в большущей компании некомпетентных демагогов, а, следовательно, не отвечала бы вовсе. Михаил забрал Олю и еще двух сотрудниц в новый отдел, но Оле там понравиться никак не могло, тем более, что рокировка очень не понравилась и самому Михаилу. Он был брошен в прорыв, времени для подготовки решения очень серьезной проблемы почти не осталось, ответственность же института перед Госкомитетом по науке и технике за провал разработки была особенно велика в связи с тем, что три года назад ГКНТ дал добро на организацию института только при условии, что институт будет решать эту проблему. Ситуация, в которой оказался Михаил, называлась «победи или умри», если не «уйди». Уйти было бы правильней всего, но пока было некуда. Значит, победи или умри. Оля кинулась искать возможности перейти в другую организацию и скоро нашла, но только для себя и двух их прежних сотрудниц Тани и Милы. Она пообещала, что предпримет все возможное, чтобы расширить там фронт работ настолько, чтобы Михаила взяли туда начальником отдела, которого еще нет. Михаил и не думал ее удерживать. В новой тематике Оля не понимала ровно ничего, и пользы от ее присутствия не могло быть совершенно. Михаил понимал лишь чуть-чуть побольше, но все же у него имелась надежда пройти тоннель до конца прежде, чем его там завалит. Выход действительно был найден с помощью нового коллеги – Михаила Петровича Данилова, но до признания правильности предложенного ими подхода прошло немало времени. А пока Михаил мог видеться с Олей только изредка – когда у них находилось место для встреч. Впрочем, случилось у них памятное свидание и вовсе «без места». В тот день Оля взяла инициативу на себя. Она объяснила, где и когда он должен быть, чтобы оттуда на автобусе одному доехать до остановки, около которой она его будет ждать. Оля и в прежние времена, в начале их тайной любви, не уставала повторять, что они должны соблюдать осторожность и всегда помнить, что когда они думают, что никто из знакомых их не встретит и не увидит, это очень даже может произойти. Сейчас у нее было еще меньше желания попадаться вместе с ним на глаза доброжелателям в кавычках и без. Теперь, когда они больше не заговаривали о возможной женитьбе, давать мужу повод для разрушения прежнего брака не было совершенно никакого смысла. Муж хоть и догадывался о связи Оли с Михаилом, но прямых доказательств не имел. Зачем же было давать их на самом излете?