Легко видеть

Михаил Петрович нашел себе другое место работы через год или два после того, как остался преемником Горского. Новому директору, Пахомову, который сменил генерала Беланова, понадобилось освободить место начальника отдела для своей приятельницы по предыдущему месту работы. Ею оказалось Люда Фатьянова. Сама Люда не прикладывала рук к выталкиванию Данилова из института. Просто в голове директора была идея реорганизовать направление, в котором у Люды уже был свой отдел (как раз там и работала Нина Миловзорова), но для этого ее требовалось переместить в другое равноценное кресло. Нарочитого хамства в адрес Михаила Петровича со стороны дирекции по малозначащему поводу оказалось достаточно, чтобы он вспылил и ушел. Так во второй раз переплелись дороги Михаила Горского и Люды Фатьяновой, за которой он начал было ухаживать еще до ухода в центр Антипова, да бросил, возмущенный приёмчиком, который она при расставании применила к нему когда-то в метро, демонстрируя деланное безразличие. Михаил решил тогда, ради чего она постаралась: чтобы прочней посадить его на крючок. Много позже у них вновь наладились отношения, но уже только приятельские. Ну, да не об этом речь.

Михаил Петрович вряд ли, в конце концов, пожалел, что из-за Люды его вынудили уйти из начальственного кресла. Управлять кем-нибудь кроме себя он никогда не любил. А на новой работе он мог заниматься почти исключительно тем, что хотел делать сам. Там его не ограничивали в личной свободе и не притесняли. Возможно, среди творческих пустоцветов, какими изобиловал его новый институт, всё, что делалось Даниловым для самого себя из собственного интереса, удавалось представлять как ценное коллективное достижение. Михаил Горский думал, что Михаилу Данилову вряд ли требовался кто-то еще, чтобы активизировать мыслительный процесс в его голове. В этом отношении он был вполне самодостаточен – и Славу Богу. Людей калибра Михаила Петровича на поприще информатики больше не встречалось.

Глава 23

Михаила давно поражало, что информатика – столь многообещающая наука – привлекла к себе (или породила из недр своих) совсем немного выдающихся умов. Если не считать математиков и программистов, решающих главным образом технические задачи в области построения и развития информационных сетей, которые порой требовали появления незаурядных талантов, то в части проникновения в законы информации как самостоятельного предмета знаний человечество похвастать почти ничем не могло. Брэдфорд, Ципф, Данилов – кто еще? Но и их достижения были лишь начальными крупицами того, что хотелось бы видеть в качестве некоей убедительной теории. Пока в информационном деле господствовал бескрылый и расточительный эмпиризм-практицизм. Всякий, кто сколько-нибудь внимательно исследовал положение вещей в информатике, должен был придти к выводу, что она буквально вопиет в ожидании пришествия фигур такого масштаба, какими для физики были, например, Архимед, Ньютон, Максвелл, Эйнштейн, настолько очевидным казалось несоответствие океанской стихии информации и тех средств, с помощью которых ею предполагалось управлять, использовать ее и даже просто разумно, но не скаредно экономить на ней.

Тем не менее, сколько-нибудь крупных теоретических проникновений почти за полвека существования информатики в статусе отдельной специальной дисциплины так и не произошло. Михаил видел одну, возможно, и наиболее важную причину возникновения столь неприличного положения. Человечество именно здесь подступилось вплотную к неведомому до сих пор, за исключением частных проявлений, фронту, за которым угадывался сложнейший и необъятный мир психических энергий, феноменов и структур, принадлежащих собственно к духовно-интеллектуальным первоосновам, породившим материальное Мироздание. Здесь скорее следовало бы рассчитывать на откровения эзотериков, а не служителей современной науки.

Однако Михаил все же знал нескольких человек, которые даже ничего особо впечатляющего в информатике не открыв, все же честно и доблестно проявляли себя как борцы за новые знания в этой сфере, для которых именно знания были главной целью работы, а не преуспеяние в довольно-таки загаженном «научном сообществе».