Лейли и Меджнун

Когда небесный странник свет зажег,Зарозовел предутренний восток.И лишь в зрачках чернеть остался мрак,Как сокровенный камень Шаб-Чираг.Меджнун, как ворон, вдруг затрепетал,Как мотылек, что свечку увидал,И мысленно шипы убрав с пути,В край, где жила Лейли, решил пойти.Ее становья дым вдохнув с тоской,Он побледнел, за грудь схватясь рукой.Протяжный вздох похожим был на стон.Так стонет тот, кто к жизни пробужден.Вдруг он увидел — нищенка бредет,А вслед за ней на привязи юрод.В оковах тяжких с головы до пят,Казалось, он судьбе подобной рад.Старуха, торопясь, дорогой шла,И на веревке бедного влекла.Меджнун пред нищей в удивленье всталИ вопрошать ее в смятенье стал:«Кто этот муж, что, на свою беду,Вслед за тобой идет на поводу?»И услыхал ответные слова:«Перед тобой злосчастная вдова.Тот, кто оковы вынужден таскать,Не сумасшедший вовсе и не тать.

Мы за собой не ведаем вины, —До нищенства нуждой доведены.Друг на аркане вслед за мной идет,Поет и пляшет у чужих ворот.Той малостью, что вместе соберем,И живы мы, и кормимся вдвоем.Стараемся дарованное намВсе разделить по-братски, пополам.Крупинкой самой малой дорожим,Дележ по справедливости вершим».Когда Меджнун признанья смысл постиг,К ногам старухи он с мольбой приник.Он стал взывать: «С бедняги цепь сними,Свяжи меня, в товарищи возьми.Знай, это я безумьем заклеймен,Я заслужил оковы, а не он.Меня води с собою по дворам,Я заслужил бесчестие и срам.Все, что добуду, на цепи влеком,Тебе пусть достается целиком!»Воспрянула старуха всей душой,И, в предвкушенье выгоды большой,От спутника немедля отрекласьИ связывать Меджнуна принялась.Веревкой ловко окрутила стан,Вкруг шеи обвила тугой аркан.

За побирушкой он, вздымая прах,Побрел с цепями на худых ногах.Как будто пьяный шел под звон оков,И хохотал, и прыгал у шатров.«Лейли», — он звал, людей смеша до слез,В него кидавших камни и навоз.Он устремлялся к Неджду, в тот простор,Где цвел надеждой и манил шатер.И наконец залетный ветерокДонес становья близкого дымок.Меджнун пал наземь, вровень став с травой,В рыданьях схожий с тучей грозовой,Он бился лбом о камни, вопия:«О ты, из-за которой гибну я!Я, возлюбив тебя, презрел закон,От всех мирских забот освобожден.Но, скован по рукам и по ногам,Истерзанный, я ныне счастлив сам.Свершая грех, не милости ищу,Я сам себе злодейства не прощу.Тебя я умоляю об одном:Суди меня, но собственным судом.Хоть я из лука целился в бою,Но поразили стрелы грудь мою.Я на твоих сородичей напал,Но своего меча я жертвой стал.

Я, став причиной учиненных зол,К тебе с повинной, скованный, пришел.Теперь от цепи цепенеет, глянь,Лук против вас нацелившая длань.За грех я расплатился тяжело —Ужасное возмездие пришло.Не снисходи ко мне и не жалей,В твоей я власти, — кровь мою пролей!Я без тебя живу, меня виниИ на кресте преступника распни.О ты, что и в неверности верна,Невинность пред тобой вины полна,Безвинен я и не содеял грех,Но пред тобою я виновней всех.Иль в милосердье вдруг ты снизойдешь,Или вонзишь в меня презренья нож.Подай мне весть, пока еще живу,Длань возложи на скорбную главу.Готов погибнуть я из-за тебя,Чтоб ты предлог нашла прийти, скорбя.Казни меня — благословенен меч,На твой порог он дал мне жертвой лечь.Я все прощу, не ведая обид,Я — Исмаил, а не исмаилит.В моей груди свеча горит светло,Но это пламя сердце обожгло.

Коль голова моя — свечной нагар,Обрежь фитиль, пусть ярче вспыхнет жар.У ног твоих мне умереть дозволь,Жить не могу, невыносима боль.Ты недоступна до скончанья дней,И жизнь все безнадежней и темней.На что мне голова? Она больна,Страданьями и ревностью полна.Твори, что хочешь, тело обезглавь,Счастливой будь, а горе мне оставь!»И цепи на себе порвав рывком,Стрелою взвившись, пущенной стрелком,Молниеносно, словно метеор,Он поспешил бегом к отрогам гор.На Неджд взобрался, по камням скользя,Себе удары с воплем нанося.Его сумели все же разыскать,Узрели то, что лучше не видать.Рыдающая мать, седой отецВ отчаянье постигли наконец:«Возврата нет, родных Меджнун забыл»,И, одичавший, он оставлен был.Воспоминанья стерлись и ушли,Мир потускнел пред именем Лейли.А если говорили об ином,Он убегал иль забывался сном.