Лекции о Прусте (психологическая топология пути)

И далее: Или любовь (в данном случае слово «любовь» заменяет то, что Пруст перед этим называл «свойствами характера», которые повторяются), родившаяся из потребности помешать Альбертине делать зло (герою свойственно, скорее, не любить Альбертину, а мешать ей делать зло, ему невыносима мысль, что она где-то совершает непристойные поступки), продолжает сохранять в последующем следы своего происхождения. То есть Пруст хочет сказать, что вещи имеют тенденцию повторяться в той форме, в какой они случились в первый раз, и тяготеют к тому, чтоб воспроизводить условия и причины своего случания в качестве последствий. Что эти «впервые» и «однажды» и есть кристаллизации. Ибо всякое существо стремится воспроизводить форму своего первослучания. Воспроизведение формы первослучания создает по гомогенному пространству состояний, о котором я говорил, то, что Пруст называет сериями. Все явления определяются или получают полное определение не по одному разу, а по серии своего случания, по серийному множеству. Поэтому в исследовании такого рода вещей мы должны брать серийные ансамбли.

Однако давайте закончим нашу цитату, чтобы связать ее с тем материалом слов и образов, которым я уже пользовался.

Быть с Альбертиной, — пишет Пруст, — имело для меня мало значения (

вы помните, что когда она с ним, он скучал и думал о возможных любовных приключениях, которых был лишен), главное, чтобы я мог помешать этому «существу убегания» быть там или сям.

А теперь возвратимся к серии. Значит, если явления серийны, то они в то же время ретроактивны по отношению к нашей памяти, меняют ее образность. Мы привыкли полагать, что память можно расширить, обогатить, — но оказывается, то, что мы помним, еще меняется. И это богатство серии меняет образ женщины или образ события, положившего ее начало. Пруст отмечает:

В этой серии психологических фактов, которую мы можем вывести и которая составляет часть жизни другого существа с нами, нашей усталости (потому что усталость тоже серийна), нашей ревности… с этой серией не слишком уж мистической для нас, корреспондирует серия фактов, остающихся нам неизвестными (III,426).

Значит, если мы разворачиваемся в серии, то по отношению к нам другое существо — такое же как мы, и мы выступаем в мире этого существа тоже в качестве элемента серии. Ведь другое существо тоже расположено по объему не только в смысле существования для нас, но и мы являемся частью его объема. Как бы два объема идут параллельно друг другу с громадной скоростью. И закон серии приводит к тому, что мужчины, которые в своей жизни были покинуты несколькими женщинами, были покинуты всегда одним и тем же способом, в силу их характера (

повторения, воспроизводства причин), в силу всегда тождественных реакций, которые легко просчитать: у каждого своя манера, в какой его предают, так же как своя манера простужаться.

Вернемся теперь к фактам, которые таятся в другом объеме, или к другой серии, в которой мы разворачиваемся, и где тоже есть масса фактов, остающихся для нас неизвестными. Ведь мы не охватили все точки пространства и времени, хотя любовь или то, что называется любовью, требует от нас, чтобы были чувствительными все эти точки или все линии, поверхности и объемы, говорит Пруст. А мы владеем лишь той линией или той поверхностью, тем объемом, которые заняты нашей любовью, и там происходят довольно интересные вещи. Именно наблюдение за ними, сознание, что они есть, продвигает нас вглубь человеческой психологии, так как то сознание, которому вообще что-то открывается, обострено, и глаза его открыты, конечно, страданием. У Пруста есть фраза (я уже ее приводил), которую можно было бы взять в данном случае в качестве эпиграфа: Насколько дальше идет страдание в психологии, чем наука психология!