Лекции о Прусте (психологическая топология пути)

Сознание есть некое движущееся светлое пятно, держащееся на границе перепада в другое. Фаза сознания, выделенная в эволюции нашей жизни как светлая зона. Потому что в остальных частях эволюции вообще нет никакого сознания и проблемы сознания не возникают. Когда мы узнаем что-нибудь новое, то здесь нет никакого узнавания, а есть держание нас состоянием сознания, которое не поддается делению еще и в том смысле, что его нельзя вывести из предметов окружающего мира, которые видны некоторому абсолютному наблюдателю из какой-то внешней перспективы. Но мы не можем получить отсюда состояние сознания и раскладывать его, прибегая к анализу, в терминах предметов-интенсивностей. Это как бы вздувшаяся точка. Точка по определению точечна, дальше мы ее не делим. Хотя в то же время ясно, конечно, что такое сознание есть одновременно препятствие. Можно говорить о препятствии сознания. Раз есть состояние сознания, следовательно, есть и препятствие узнать обстоятельства, сопровождавшие мою влюбленность. Когда у меня появилось чувство любви к этой женщине — этого я не могу вспомнить, потому что вспоминаю, уже будучи влюбленным. Значит, препятствие состоит в том, что, имея дело с действиями в нас предметов или качеств, мы имеем дело уже с интеллигибизированными миром предметов и качеств. Помните, я говорил вам: язык лжи имеет качество. Почему? Потому что через это качество весь мир освоен. Он понятен. В нем состоялась жизненная форма, а то, что я называю предметом, и есть одновременно живая, успешная форма. И впрямую ее разложить нельзя. Если убить ее, то произойдет регресс на несколько шагов назад, в животное состояние. В этом смысле появившиеся в XX веке философы, которых называли прагматистами, были правы. Ими был тонко замечен исходный момент: в рамках анализа жизни мы должны не только рассматривать истину, как продукт абстрактных головных рассуждений, но прежде всего рассматривать жизненные формы по их меньшей или большей успешности.

А вся эта гомогенная масса, о которой я говорил, это пространство, наполненное страданием и гомогенное по всем точкам, и сами эти гомогенности, которые мы видим через появление ментальных классов, то есть через серийное повторение одного и того же, как способ события завершиться (ведь событие не завершается в точке, а завершается через серию, скажем, черта характера так завершается), — это и есть мир живых форм. И все совершающиеся в нем акты восприятия, понимания, эмоций — локализованы на телах, и к тому же довольно тяжелых телах. Поскольку живая форма — это не идея, идею можно опровергнуть, приводя аргументы, приведя факты. Но факты, говорит Пруст, не проникают в нашу чувствительность (которая упакована в телах), если не порождены ею. Следовательно, чувствительность такого мира порождает другие факты, и именно она — тяжелое тело. Иначе говоря, понимание, акты восприятия не витают где-то в идеальном мире, а локализованы на телах. Интенсивности, вспученности точек, предметности-качества одновременно являются телесностями. Как если бы это были какие-то живые существа, не совпадающие с видимыми нам индивидами. Мы видим людей, — но это не единственные существа нашего мира. Есть еще те существа, о которых я сейчас говорил. И пробой их описания является прустовский текст.

Итак, сознание — это, с одной стороны, светлое движущееся пятно, перемещающаяся зона в эволюции человечества, но не сама эволюция, и в то же время — препятствие. Потому что светлое существует ценой того, что не существует все остальное. И если бы я признал это или увидел, то я оказался бы голым. То есть — в аду. Представьте себе, что ад отделен от нас не географически, но в смысле состояния, в котором мы находимся или не находимся. Чтобы мы находились в состоянии сознания, оно должно быть как бы сжато возможным адом, быть предельным обликом другого. Потому что его расслабленным обликом является просто новое. Скажем, я пришел на свидание в состоянии страстного ожидания, с сочиненным заранее сценарием, а увидел нечто другое и разочаровался. Это мягкая форма другого. Крайняя же, предельная форма другого — это голый человек в аду, и черти вонзают в него свои крюки, и мучения. Тогда разница между жизненными формами, конечно, устанавливается не по абстрактным критериям большего или меньшего приближения к истине, но по силе вмещения. Есть расширяющиеся жизненные формы, а есть не расширяющиеся, погибающие. Погибают те, которые не могут вместить. Например, вместить ад. Вместить другое и выжить.