Для того чтобы хоть на миг встряхнуть нас от нашей апатии, нужно что-нибудь очень великое, очень необыкновенное, и несмотря на это, вовсе не в сильных и лютых проявлениях стихийных сил, вовсе не в страшных ударах грома или стремлении вихря заключаются самые характерные черты возвышенного. Бог не в землетрясении, не в пламени, а в тихих, кротких звуках. Грубы и низки те способности нашей природы, к которым можно обращаться только сквозь дым пожара, сквозь блеск молний. Только в тихих и кротких призывах скромного величия заключается глубокое, спокойное, вечное; заключается то, чего следует искать, прежде чем мы увидали его, что следует любить, прежде чем мы поняли его; те красоты, которые ежедневно творят для нас ангелы и которые, тем не менее, вечно разнообразны; в них никогда нет недостатка, и они никогда не повторяются; их всегда приходится находить, и при этом каждая встречается лишь однажды; в них главным образом черпаем мы уроки благоговения и блаженство, которое дается прекрасным. Их именно обязан изучать художник, задавшийся высшей целью; их сочетанием созидается его идеал;
§ 4. Многие наши представления о небе имеют совершенно условный характер
на них обыкновенный зритель обращает до такой степени мало внимания, что все представления человека о небе восприняты, мне кажется, скорее из картин, чем из действительности, и это несмотря на то, что люди мало вообще интересуются живописью; если бы мы стали анализировать представление, которое получается в умах самых образованных людей в тот момент, когда мы говорим об облаках, мы нашли бы, что это представление складывается по большей части из воспоминаний о синих и белых цветах старых мастеров.
Я произведу всесторонний анализ истинного в изображении неба, потому что это единственная часть картины, в которой всякий, если пожелает, может быть компетентным судьей. Свои суждения относительно скал Сальватора или веток Клода мне трудно доказать кому бы то ни было, кроме тех людей, которых я мог бы запереть на два-три месяца в Апеннинские твердыни или повести на летние прогулки по ущельям Сорренто. Но мои суждения об изображении неба может немедленно проверить каждый, и я высказываю их с тем большей уверенностью, что жду именно такой проверки.
Начнем с простой, открытой синевы неба. Это, конечно, цвет чистого атмосферического воздуха, не водяных испарений, а чистого азота и кислорода, таков цвет всей массы воздуха, заключающейся между нами и пустым пространством.
§ 5. Природа и главные свойства открытой синевы
Этот цвет разнообразится, смотря по количеству водяного пара, нависшего в воздухе; когда этот пар находится в состоянии наименее полного разряжения, следовательно, в состоянии наиболее заметном он бывает белого цвета (как дым); подобно всякому другому веществу белого цвета, он принимает теплые оттенки от солнечных лучей, и смотря по его количеству и по его недостаточной разряженности, этот пар придает небу более бледный цвет и в то же время делает его более или менее серым, примешивая теплые тона к его синеве. Этот серый водяной пар становится туманом, когда он бывает особенно сильным, — облаком, когда он имеет местный характер. Таким образом, на небо следует смотреть как на прозрачную, синюю жидкость, в которой на различных высотах повисли облака, причем эти облака представляют собой отдельные заметные пространства той материи, которой более или менее пропитана вся масса этой жидкости. Мы все прекрасно знаем это и тем не менее постоянно забываем это на практике до такой степени, что вовсе не замечаем связи, существующей между этой синевой и облаками.
6. Связь ее с облаками
Нас нисколько не шокирует тот факт, что старые мастера смотрят на голубое небо как на нечто, по природе своей совершенно особое и отличное от плавающих на нем испарений. У них облако есть облако, а синева является синевой, и нет даже намека на что-нибудь общее между ними. Они представляют небо ясным, высоким, материальным куполом, а облако особыми телами, висящими под ним; вследствие этого как ни тонко и тщательно в отношении тона отодвинуты их небеса, вы всегда смотрите
7. Ее необычайная глубина