Читаем Лекции по искусству. Книга 5 полностью

В холодную пору, в местности, привычной скорее к жаре,чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе,младенец родился в пещере, чтоб мир спасти:мело, как только в пустыне может зимой мести.Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый париз воловьих ноздрей, волхвы — Балтазар, Гаспар,Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.он был всего лишь точкой. И точкой была звезда.
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,на лежащего в яслях ребенка издалека,из глубины Вселенной, с другого ее конца,звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.


Иосиф Бродский


А? Какого? Все идет через природу! У Завальнюка «верба-подружка». А почему? Он просто часть этой вербы. Рыдать будете! Не врет никогда. Потому что ему ничего не нужно от этой власти. И ему все равно, что о нем скажут, что о нем напишут. Он был полностью свободен!

А здесь театр выстроен по-другому. Кулиса, масштаб, но все тоже самое: через метель, через звезду.

Представь, черкнув спичкой, тот вечер в пещере,используй, чтоб холод почувствовать, щелив полу, чтобы почувствовать голод — посуду,а что до пустыни, пустыня повсюду.Пред0ставь, чиркнув спичкой, ту полночь в пещере,огонь, очертанья животных, вещей ли,и — складкам смешать дав лицо с полотенцем —
Марию, Иосифа, сверток с Младенцем.Представь трех царей, караванов движеньек пещере; верней, трех лучей приближеньек звезде, скрип поклажи, бренчание ботал(Младенец покамест не заработална колокол с эхом в сгустившейся сини).Представь, что Господь в Человеческом Сыневпервые Себя узнает на огромном
впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном.

А это как? Что там говорить, надо читать. Хоть до утра. Вы чувствуете, какая разная поэзия повсюду и какая разная театрализация? Но все об одном и том же. Мы можем осознать себя, свою историю через посредника, который называется поэт. Я не говорю о русской литературе: о Гончарове, о Толстом, о Чехове, о Пушкине. Такова суть и ментальность восприятия мира художниками. И когда я рассказывала вам об архитектуре, о русском портрете, лирическом отношении к человеку — я говорила об идеальном ландшафте внутри человека, не смотря на то, что портреты могут быть разными. Это всегда удивительные вещи. Очень интересное сравнение.

А сейчас я хочу перейти к теме, которая меня очень волнует. Не могу сказать, что я ее до конца постигла или познала, но все же я могу обсудить с вами этот вопрос до какой-то степени. Мы говорили с вами об историческом и интимном мире. Исторический мир, как и архитектура, имеет глубокий интимный знак и начало. Я хочу показать совершенно удивительную вещь. Это то, как русская живопись решает вопрос многофигурных композиций. И я начинаю с иконы. Причем эта икона в Иконостас не входит, потому что туда входят только Деисусный чин, праздники и избранные святые. Эта же икона написана по случаю, и мы можем назвать ее историко-героической композицией. Она воспроизводит реальное событие.



Братья поссорились с братьями. «Сунниты с шиитами» — суздальцы с новгородцами. Чего-то не поделили и пошли друг на друга войной. Но, как известно, они заблудились в лесах и не встретились. Вернувшись домой, ни одна, ни другая сторона на эту тему не распространялись. Но, новгородцы оказались хитрее и создали икону на тему, якобы своей победы. И вот здесь показана эта самая победа. Икона просто гениальная и является историческим документом очень характерным для России. Чего не отнять, так этого. Новгородцы первыми добежали и первыми сообразили. А суздальцы тихо приперлись, мычали что-то о сражении и все! А те сказали: «Было сражение и победа была за нами!»



Перейти на страницу:

Все книги серии Волкова, Паола. Лекции по искусству

Похожие книги

Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение