– Каким образом дошли мы до сегодняшних событий и происшествий в этом зале? – продолжал Ленин. – Дорогой понимания немых стремлений масс и согласия на требования их инстинктов. Были они усталые и подавленные войной, итак, мы бросили лозунг «Долой войну». Крестьяне недружелюбно смотрели на забирание их людей от плугов, наш лозунг сразу совпал с их убеждениями, а когда бросаем другой – «Земля для крестьян» – приходят они душой и телом на нашу сторону. Рабочие столько раз и так долго были обмануты социал-демократами, лишены надежды на улучшение быта, в одно мгновение встали в наши ряды, над которыми виднелись красные полотна с надписями «Контроль над производством и работой – рабочим». Теперь дадим им еще больше.
– А буржуазия, интеллигенция? – спросил слушающий этот разговор старый бородатый рабочий.
– Это должно умереть! Сметем эти классы с дороги победного пролетариата, товарищ! – воскликнул, сжимая кулаки, Ленин.
– А! Наконец! Наконец дождался часа мести! – крикнул рабочий. – За нищету всей жизни, за уничтожение радости в детстве, за дочку-проститутку, за…
Ленин подошел к нему и положил ему руки на плечи. Долго вглядывался ему в глаза, а потом прищурил веки и сквозь зубы шепнул:
– Доведите до конца мщение, товарищ, во всей полноте, от начала и до конца! Я дам вам эту возможность. Как вас зовут?
– Петр Богомолов. Кузнец с фабрики в Обухове.
– Товарищ Богомолов, когда власть будет принадлежать нам, напомните мне сегодняшний разговор, я дам вам возможность отмщения до дна, досыта, а если бы пришли ко мне с вашей дочерью, то и ей дам! Пусть она отыграет на врагах пролетариата свою нищету и бесчестие!
В этот момент из-за громадных окон зала донесся и рванул, зазвонил оконными стеклами сухой треск далекого залпа. Все умолкли и затаили дыхание. Слышно было, как пульсируют сердца.
С разных сторон долетали отголоски выстрелов, сливались в залпы и замирали. Где-то загромыхал пулемет. Еще один… еще…
По темному небу скользило белое жало прожектора, а сразу после него полыхнул орудийный выстрел. Задрожали жалким звоном стекла окон и погасла на столе электрическая лампа.
– Это «Аврора»! – воскликнул Зиновьев. – Обстреливает крепость!
– Наконец начинаем! – вздохнул Ленин и, расправив плечи, потянулся.
С прищуренными глазами и приоткрытыми толстыми губами был он похож на большого, хищного зверя.
– Начинаем… – шепотом откликнулись сидящие у стола люди.
– В счастливый час! – отозвался торжественным восторженным голосом кузнец и перекрестился набожно.
Ленин топнул ногой и повернул к нему злобное, полное пренебрежения лицо.
– Не приходите ко мне, товарищ, так как ничего для вас не сделаю! – прошипел он. – Вы невольник старых, парализующих суеверий, глупых, ядовитых предрассудков о Боге. Такой из вас революционер, как из меня митрополит!
Сплюнул и направился к выходу из зала, крича:
– Суханов! Иду поспать у вас…
Кузнец, однако, заступил ему дорогу и буркнул:
– Я вам попов резать и душить буду вот этими руками, потому что помогали они царям нас угнетать… Но Бог – это другое дело. Он говорит для человека.
– Ежели говорит, то слушайте его, а мне дайте спокой! – прервал его Ленин.
– Да! Отзывается Он голосом души… там где-то глубоко… Ой, не говорите так, товарищ Ленин, не говорите высокомерно, так как не раз Его услышите, когда вам будет тяжело, а мысль, как потерявший дорогу голодный нищий, будет стоять на перекрестке дорог, не зная, куда идти, направо или налево? Ой, не говорите! Бог – это великая вещь!
Ленин ничего не отвечал. Даже не смотрел на говорившего.
Рабочий стоял еще мгновение и смотрел на него. А затем, бормоча, быстро вышел из зала.
– Темное, глупое быдло, обманутое Церковью! – сказал Ленин и, обращаясь к Троцкому, добавил, – Слышали бы вы, какой ненавистью звучал голос этого старца, когда говорил он о мести? Это был зов инстинкта! Использование его приведет нас к победе!
– А если все инстинкты темного, дикого еще народа вырвутся наружу? – спросил стоящий поблизости Зиновьев.
К этому разговору прислушивался высокий худой человек с впалой грудью. Его лицо постоянно ежилось и дрожало. Холодные неистовые глаза оставались широко открытыми, неподвижными. Подошел и с бледной усмешкой на лице бросил через стиснутые зубы:
– Есть на это ответ! Задушить, ужаснуть террором, какого свет не видывал никогда, террором во имя лозунгов высших, чем требуют инстинкта… Нужно только попытаться найти такие лозунги, бросать их, чтобы взрывались в толпе, как адская машина, с гулом, огнем и кровью.
Ленин поднял на него изучающий, острый, подозрительный взгляд. Никогда прежде не встречал он этого человека.
Вопрошающе взглянул он на Троцкого. Тот наклонился и произнес:
– Товарищ Дзержинский… Не знаете его, Владимир Ильич, хотя это наш старый боевой друг. Он оказал нам большие услуги во время пропаганды в армии на фронте. Считаю товарища Дзержинского вместе с Дзевалтовским и Крыленко, как самого талантливого и самого энергичного деятеля нашей партии.
Ленин протянул ладонь Дзержинскому.