Почему-то про это путешествие в Швейцарию – тоже через Германию – не принято вспоминать, хотя чем, собственно, оно так уж отличалось от «пломбированного вагона»? Наблюдательная НК запомнила «вагоны с порошками от блох», монахинь-милитаристок и рифмованные лозунги: «Jedem Russ ein Schuss!»
Каждому русскому – по пуле.
Швейцария
1914–1917
18 октября 1923 года смертельно больной, перенесший несколько инсультов, бессловесный Ленин совершил, вопреки запрету врачей прерывать отдых в Горках, свой последний в жизни загадочный маневр. Видимо, идея нагрянуть в Кремль – получившая множество истолкований в диапазоне от определенного «хотел забрать из своего кабинета очень важный документ» до туманного «поехал прощаться с Москвой» – давно вызревала в сознании ВИ; неожиданно для всех он нарисовался рядом с готовой к отправке в город машиной и твердо указал, что намерен ею воспользоваться. Несмотря на «шутливое» (в стиле «Шоу Трумэна») предупреждение Марии Ильиничны: «Володя, тебя в Кремль не пустят, у тебя пропуска нет», Ленин проигнорировал как попытки отговорить его, так и поползновения шофера свернуть обратно в Горки; способный выговорить лишь гневное «вот! вот!», ВИ не дал одурачить себя. Горки, однако, были связаны с Москвой телефоном, и когда ВИ въехал в Кремль, внутри оказалось подозрительно безлюдно; и если правы те, кто утверждает, что целью визита было продемонстрировать городу и миру, «что его рано хоронить – он планирует выздороветь», то затея потерпела фиаско: едва ли не единственными, кто мог оценить прогресс в его лечении, были часовые, со сдержанной настороженностью отвечавшие на махания кепкой, и случайные прохожие, получившие шанс увидеть самую редкую из трех достопримечательностей Москвы (пушка, которая не стреляет, червонец, который не звенит, и премьер, который не говорит). В здании Сената, где размещался Совнарком и теоретически должна была кипеть работа, также никаких значительных лиц не оказалось. Устав от попыток понять, что означает этот сюрреалистический бойкот, ВИ прошел к себе в квартиру и, очень уставший, заснул; возможно, ему просто вкололи что-нибудь. Мы даже не знаем точно, сколько именно времени ВИ провел в Кремле и остался ли ночевать; про эти 24 часа впоследствии ходило много слухов: якобы Ленин проинспектировал сельскохозяйственную выставку на месте нынешнего ЦПКиО; якобы обнаружил, что ящики письменного стола в его кабинете вскрыты – конечно, Сталиным – и оттуда пропали некие баснословно ценные бумаги – письма Инессе Арманд? рукопись его «Исповеди»? расписка в получении немецких денег? То, с чем ему пришлось столкнуться, настолько – разводят руками комментаторы – шокировало Ленина, что на всех успехах в восстановлении организма, достигнутых к октябрю 1923-го, был поставлен крест: уже к концу месяца у него случился еще один припадок с судорогами. Проблема в том, что все рассуждения о целях и событиях этой поездки – не более чем домыслы; однако благодаря НК нам известен ее результат – ВИ возвращается в Горки с тремя томами Гегеля – и, зная Ленина, можно предположить, что именно Гегель и привел его в Москву – как когда-то в Швейцарию.
Разумнее было не уезжать из Польши далеко от России и осесть в ближайшей нейтральной стране – например Швеции, где была большевистская колония: Коллонтай, Бухарин, Шляпников. Однако ВИ собирается много читать, ему нужны библиотеки, а в Швеции он все время упирался бы в проблему языка; и поэтому остается – Швейцария.
Каждый раз эта страна для Ленина – следствие цугцванга: сначала из-за «Искры», потом – «приехал будто в гроб ложиться» – после 1905-го, теперь из-за войны. «Правда», тираж которой еще в мае достигал 180 тысяч экземпляров, закрыта; большевистская фракция в Думе разгромлена, депутаты арестованы, их ждет ссылка; в России на членов большевистской партии охотится полиция; деньги «держателей» из-за войны так и зависли в немецких банках. Положение хуже губернаторского: оставались полубесплатная литературная работа для общепартийных социал-демократических изданий и ничтожная партийная «диэта». Называя вещи своими именами, Ленин – 45-летний безработный, не имеющий собственной недвижимости, обремененный больной, требующей лечения женой, проживающий на птичьих правах в стране, где стремительно дорожает жизнь.