От хорошо знакомой Женевы Ульяновы отказались в пользу немецкоязычного Берна не только из-за дороговизны квартир – там осели эмигранты-интернационалисты, покинувшие «шовинистские» Париж и Брюссель; если бы Швейцария вступила в войну, то Женеву заняли бы французские войска – очень некстати для «пораженца» Ленина, которого так легко подвести под обвинения в дезертирстве и госизмене. Ленин, который еще много лет назад вытянул на экзамене по международному праву билет с вопросом «Право нейтралитета», знал, что ему запрещалось в открытую агитировать здесь против чужого правительства: могли выслать из страны. Крайне опасаясь реализации этого сценария, он пользовался в печати псевдонимами, и если уж внушал аборигенам, что нынешняя Швейцария – республика лакеев, зато весьма перспективная, потому как правительство позволяет солдатам уносить оружие домой, то делал это аккуратно, избегая транслировать свои соображения в прессе.
В 1914–1915 годах Швейцария, только обучающаяся извлекать прибыли из войны соседей, была скорее тихим омутом, чем тихим уголком; здесь пока еще не возникало ощущения, что последнее значимое событие в истории страны – изобретение часов с кукушкой. 50 тысяч итальянских, немецких, австрийских гастарбайтеров разъехались по домам, и местным пролетариям приходилось вкалывать днем и ночью; у предприятий, выпускающих военную продукцию, было много заказов, но зарплаты рабочих сократились на 20–50 процентов, и это при взлетевших из-за войны ценах; женщины, которые бродят вдоль железной дороги в поисках кусков угля, были самым обыденным зрелищем. Так что когда летом 1916-го будущий председатель Совнаркома социалист Ленин заметил будущему президенту Швейцарской Конфедерации социалисту Нобсу: «Полагаю, Швейцария – самая революционная страна в мире», в этой шутке была лишь доля шутки; в ноябре 18-го в Швейцарии начнут строить баррикады, а столкновения рабочих с полицией приведут к жертвам.
Однако даже и за четыре года до этого самые осторожные русские социал-демократы не были желанными для швейцарцев гостями – они «сдвигали» местных рабочих влево, провоцировали стачки на военных предприятиях, а еще, изнервничавшиеся от неприкаянности и невостребованности, все время ссорились друг с другом. Рынок недвижимости реагировал на такого рода репутационную ауру соответствующим образом: хозяева брали на пансион русских неохотно – слишком много табачного дыма, слишком нешвейцарский режим дня (никому не нравится, что по ночам соседи орут и ссорятся); так и писали в объявлениях: «Русские исключены»; ни одна из квартир Ульяновых периода «третьей Швейцарии» не выглядела особенно привлекательной. В Берне с ВИ и НК произошла история, возможно, объясняющая ленинский интерес к плану ГОЭЛРО как методу скорейшего достижения коммунизма: они поселились в комнате, где было электричество; к ним днем пришли друзья, и Ульяновы показали им, как работает электричество; тут ворвалась хозяйка и стала орать, что днем включать электричество запрещено; ВИ пришлось призвать женщину к сдержанности; на следующий день они съехали.
Чаще, чем дома, похоже, ВИ можно было застать в кантональных библиотеках. Один из эмигрантов, также завсегдатай такого рода заведений, рассказывает, что «всюду натыкался на входящего, сидящего или уходящего Ильича. Покончив быстро с чтением какой-нибудь книги, я быстрым шагом направлялся в другую, а Ильич уже там, словно какой вездесущий дух»[15]
.