Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Первую половину дня они работали – Ленин писал, НК занималась секретарской «вермишелью», ИФ сочиняла статьи о женском вопросе или играла на рояле; после обеда втроем – или даже вчетвером, когда к ним присоединялась подруга ИФ Людмила Сталь, – они совершали длительные прогулки по горам, на близлежащий Ротхорн (2350 метров над уровнем моря) и Штраттенфлух (около двух тысяч). В начале сезона Ленин заинтересовался и коллективными восхождениями на высоты в три с половиной тысячи метров: запрашивал цену участия и ночевок в хижинах для нечленов «Клуба швейцарских альпинистов». Ленин-турист на равных конкурирует с Лениным-политиком на протяжении всего швейцарского периода; и даже когда ВИ узнал о революции, он отправился не в церковь или магазин крепкого алкоголя, а гулять, на цюрихскую гору; видимо, швейцарский ландшафт представлялся ему плодотворным и как для мыслителя и политика.

Из Зеренберга Ленин проводит атаку на выдвинутый Троцким лозунг «Соединенные Штаты Европы», формулирующий послевоенную задачу для II Интернационала – создание союза европейских национальных, вылупившихся из империй государств на социалистической платформе. Это образец типично ленинской, проницательной – на семь аршин в землю – критики начинаний, которые не могли бы вызвать ни малейших нареканий ни у одного здравомыслящего человека, кроме собственно Ленина, чей острый, холодный и блестящий ум разрезает идею Троцкого, как алмаз стекло. Да, в политическом плане идея неплоха, но экономически СШЕ невозможны: у четырех главных держав Европы капиталы размещены в колониях, для извлечения прибыли из которых нужен аппарат: армия, флот и пр. Чтобы организовать СШЕ, нужно договориться про колонии и про содержание этого аппарата; а как про это договориться, иначе как силой? По справедливости? В честной конкурентной борьбе? На империалистической стадии это невозможно. И раз так, в лучшем случае договориться могут капиталисты Европы против капиталистов Америки и Японии. Если уж на то пошло, лучше будут «Соединенные Штаты мира», но по сути и этот лозунг не очень хорош, потому что а) заменяет социализм просто, б) дает ощущение, что победа социализма в одной стране невозможна, а это не так. Это очень характерный пример, когда Троцкий выигрывает у Ленина «по литературе» – но терпит поражение «по смыслу».

Судя по письмам Зиновьеву, которого ВИ подманивает к себе («Дорога ездовая. Можно на велосипеде вверх ⅓ пути от Fluhli до Sorenberg'а ехать. (Спуск до Fluhli = 20 минут на велосипеде)»; «из Schupfheim'а в Luzern тоже спуск – вероятно, можно скатиться без ног на велосипеде!»), он пользовался здесь чьим-то велосипедом. Зиновьев не приехал, но они обменялись не только политическими новостями, но и товарищескими подарками: Зиновьевы прислали Ульяновым вишни – а те в ответ корзинку самолично собранных грибов.

Из Зеренберга Ленин – не с пустыми руками: он только что опубликовал статью «О поражении своего правительства в империалистической войне» и брошюру «Социализм и война» – съездил в Циммервальд на конференцию – и туда же, в Зеренберг, вернулся. О степени интенсивности этих пяти дней, проведенных в 60 километрах от жены, можно судить по тому, что когда они с НК на следующий день пошли гулять на Ротхорн, то добравшись до вершины, ВИ как подкошенный повалился на землю, едва ли не на снег, и проспал полчаса.

Само слово «Циммервальд» стало если не нарицательным, то паролем, описывающим известное политическое настроение – надежды на возрождение пережившей за год до того крушение идеи социалистического Интернационала; слово это многие слышали, но часто не понимали; те, кто возвращался в Россию в 1917-м, рассказывали, что к ним специально подходили люди и переспрашивали: «Что такое “циммервальд”?» Пассажирка второго «пломбированного вагона» Анжелика Балабанова даже вышила собственноручно это слово на красном знамени, когда въезжала в Россию.

На самом деле Циммервальд – альпийская деревушка в 10 километрах от Берна; сейчас – 10 минут на поезде и еще четверть часа на автобусе. Смотреть там можно только «атмосферу», ландшафт: от Hotel-Pension Beau Séjour ничего не осталось – полвека назад его разрушили, причем нарочно, назло, стереть «красную» ауру; свое разочарование этим актом вандализма историки революции могут компенсировать в обсерватории или музее духовых инструментов.