Ленин: Пантократор солнечных пылинок

27 февраля 1917-го помещение, привлекшее к себе пристальное внимание противников самодержавия, захватили майданным способом – хозяйка сбежала, ее никто не удерживал – солдаты автоброневого дивизиона – и, по просьбе большевиков, которые только-только вышли из подполья и страшно нуждались в помещении, передали его ЦК и Петроградскому комитету РСДРП. Тут работала и Военка – военно-революционная организация большевиков, занимавшаяся поначалу как раз, наоборот, антивоенной агитацией. В апреле здесь прописался «жилец» еще более одиозный – Ленин; разумеется, бульварные газеты на все лады смаковали эту метаморфозу «проклятого особняка» – а затем пикантную «тяжбу Кшесинской и Ленина». Особняк оказался не только удачной находкой, но и – с мая – зубной болью большевиков: хозяйка выиграла у них суд. Впрочем, в дом она так и не вернулась; большевики затягивали исполнение судебного решения, и только в июле их силой вышибли оттуда. Однако если славящиеся хорошей организацией ленинцы поддерживали в здании порядок и даже ухаживали за зимним садом, то самокатчики, которые обосновались там после них, превратили особняк в сквот и авгиевы конюшни.

Поскольку до июля здесь функционировал солдатский клуб «Правды», к особняку устремлялось всё «неблагополучное», что только было в военном Петрограде 17-го года, – к удовольствию Ленина, который на протяжении всех этих месяцев как раз и фокусирует внимание большевиков на тех, с кем не знают, что делать, ни Временное правительство, ни меньшевики, – на солдатах, которых убеждают «наслаждаться свободой», «защищать свободу», но которых не могут ни избавить от инстинктивного ужаса перед капитализмом, ни коррумпировать – образованием и доступом к дешевому качественному потреблению. Эти наиболее социально уязвимые продукты войны, не имевшие возможности по-настоящему воспользоваться плодами демократии, были потенциальными клиентами Ленина. И пока все советовали «подождать» – пока соберется Учредительное, пока не договорятся с союзниками о переговорах с немцами, – Ленин предлагал этим людям то, чего они действительно хотели: прекращение войны и закрытый шлагбаум на пути капиталистического молоха; не абстрактную «свободу», а – конкретные пункты: вас не будут гнать на войну, вам дадут землю и защитят от произвола работодателей. И не просто предлагал сверху, с балкона: они вызывали у него ненасытное любопытство еще и как субъекты – пусть несуразного, но новаторского политического творчества. Пытаются ли они взять под свой контроль распределение дефицита? Как они поступают с самозахваченными (часто вынужденно, после тайной перепродажи бывшим владельцем новому) промпредприятиями? Неудивительно, что солдаты, дезертиры, беженцы-крестьяне, неквалифицированные рабочие стягивались к разукрашенному красными бантами зданию: «гнезду ленинцев».

Особняк в советские времена занимал Пролеткульт, тут была столовая, потом музей революции; здание даже видно в «Шерлоке Холмсе»: карточный якобы клуб «Багатель». Сейчас там Музей политической истории XX века: интерактивные панно, золотые часы Подвойского, перстень с портретом Ленина; нам интересны две комнаты на втором этаже – изначально балерининого сына. Ленин сидел в одном кабинете со Стасовой, во второй размещался Секретариат ЦК и ПК: Свердлов. Именно из этой комнаты – если вы хотите выступить перед толпой людей, которые выглядели как тот тип масс, который начиная с 1917 года и затем весь XX век будет делать успешные революции на пространстве от России до Индонезии, – можно оказаться на балконе, выходящем на Кронверкский проспект и Неву. Балкон идеальный, если вы фигурка, появляющаяся из декоративной дверки часов с боем, и неуютно маленький для оратора; решетка низенькая – кто повыше, может и кувыркнуться. Пол на балкончике покрыт рельефной, фактурной плиткой – наверно, на таком приятно было бы постоять босиком в теплый майский денек; но вряд ли Ленин часто пользовался этой возможностью. В Белом зале, где Ленин ошарашил в ночь с 3 на 4 апреля актив своими «Апрельскими тезисами», жизнь продолжается – он отреставрирован до умопомрачительного состояния; автор этой книги присутствовал там на детском предновогоднем концерте: девочка, ученица музыкальной школы, играла на флейте грустную мелодию. Учениками называет Суханов и слушателей той двухчасовой «громоподобной» – никаких флейт – речи Ленина, потрясшей «собравшихся, и так благоговевших перед “великим магистром ордена”»: «Казалось, из своих логовищ поднялись все стихии, и дух всесокрушения, не ведая ни преград, ни сомнений, ни людских трудностей, ни людских расчетов, носится по зале Кшесинской над головами зачарованных учеников».