На самом деле и Советы – в апреле 17-го, когда раскол в обществе был еще не очевиден – многопартийные, скорее меньшевистско-эсеровские, чем большевистские – для Ленина – политического практика не были фетишем. То были органы «соглашательские», «обеспечивающие общественную стабильность» – то есть, по сути, препятствующие «пересмотру итогов приватизации» – и закрепляющие привилегии элит, занимающиеся больше коммунальными делами, чем политикой, эффективные на местных уровнях, имевшие возможность организовать местную милицию, договориться о забастовке, но не имевшие опыта политической деятельности в масштабе страны.
Если бы Советы всерьез и надолго спелись с Временным – под лозунгом «в такие времена надо забыть о разногласиях и думать об общей проблеме» – Советы были бы прокляты Лениным. Да, в конце концов для легализации большевистской власти Ленин счел нужным остановиться на них как на наиболее распространенной, опробованной и действительно работавшей как политическая школа для масс форме. Стихийно возникшие Советы представлялись Ленину – у которого в голове была идея необходимости замены старой государственной машины новой, другой – не побочным продуктом революции, а первостепенным: оригинальной, самодеятельной, стихийной формой самоуправления. В Советы входили активисты, за которыми в самом деле стоял «народ», учившийся решать текущие общественные противоречия – пусть не вдаваясь в теорию, в авральном порядке, зато без бюрократии и не по писаным законам, а «по справедливости», как в Парижской коммуне.
Опираясь на Советы как на легальную форму, вы можете захватить власть, назвать ее «советской», после чего делать то, что нужно партии, – с Советами в качестве витрины. Однако теоретически место Советов в ленинской схеме могли занять и их более радикальные клоны – вроде комитетов бедноты или, например, фабзавкомов – стихийно формировавшихся силами неквалифицированных рабочих и конкурировавших с меньшевистскими профсоюзами органов заводского самоуправления; Ленин еще весной присвоил им лестный ярлык «новая форма рабочего движения». «Вся власть фабзавкомам» – почему нет? И если уж на то пошло, то Всероссийский съезд фабзавкомов был назначен примерно на те же 20-е числа октября 1917-го, что и II съезд Советов, и Ленин полагал, что на тамошних делегатов можно было бы рассчитывать как на запасной вариант, если бы Советы подняли бунт против большевиков; в конце концов, СССР мог бы быть и СФСР.
Так или иначе, в апреле Ленин счел разумным выбросить лозунг: «Вся власть Советам!» – потому что чувствовал за ними стихийную энергию масс. Именно на стихию, а не на заговор – как обычно, со времен «Что делать?» – предлагалось опираться большевикам в 1917-м; и когда ситуация созреет – обстоятельства меняются – Советы можно будет превратить в органы подготовки восстания. Ведь у Советов была физическая сила: Временное правительство, теоретически имевшее право распоряжаться силовыми институциями, на практике было не в состоянии разогнать Советы в случае блокировки каких-то его решений.
Большевикам следовало использовать Советы как инструмент управляемой дестабилизации – генерировать помехи для Временного правительства и подталкивать его к ошибкам; в идеале власть должна была сама упасть к Советам в руки в силу некомпетентности «министров-капиталистов».
Ленин выглядел человеком, который стал переходить улицу на красный сигнал светофора – пока все стояли и ждали зеленого: «ведь в Европе все ждут», «это и есть европейская цивилизация – соблюдать правила, о которых договорились». Что сделал Ленин? Он их «освободил» – ну или «соблазнил»: чего вы ждете? Он никогда не включится! Знаете, кто управляет этим светофором? Те, кто хочет, чтобы вы никогда не перешли эту дорогу и остались на своей стороне улицы, кому выгодно держать вас здесь – чтобы вы не мешали тому, что в это время они грабят вас и ваших друзей! Вы уже договорились о правилах? Но их навязали вам те, у кого есть автомобили: сильные – навязали слабым! Валите светофор, это антинародная, буржуазная технология, мы обязаны создать что-то другое!