Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Воспитанниц, пепиньерок и классных дам, кого получилось, отправили по домам; институт как образовательная организация переезжал в Новочеркасск. Нет никаких сведений о взаимодействии большевистского и женско-дворянского секторов Смольного после октября 17-го: истории какой-нибудь Гермионы, которая услышала выступление Ленина на II съезде Советов – и… Известно лишь, что директриса этого царского Хогвартса воспринимала происходящее не вполне адекватно: давно уже свергли самодержавие, отменили сословия и дворянские привилегии – а она, в ноябре 17-го, всё писала императрице письма: ко мне заселились какие-то люди, которые называют себя «Sovnarcomme», какие, Ваше величество, будут указания? Собственно, миров было целых три – еще и поповский: в комплекс зданий входил бело-голубой Смольный собор, куда новая власть при Ленине не совалась вовсе. В основном же здании большевики живо наладили сугубо деловую, без панибратства со старым режимом, обстановку; Смольный был чем угодно, но точно не Белым домом в октябре 1993-го: костры в помещении не жгли; дикость, анархизм и антисанитарию истребляли комендант Мальков (по военной части) и управделами Совнаркома Бонч-Бруевич.

Пропускная система – сложная и сейчас (но не такая сложная, как в октябре 17-го, когда все опасались шпионов и перед воротами стояла двойная цепь часовых). Попасть в ленинские резиденции можно; особенно если вы китаец и явились в составе группы не более 15 человек. По коридорам снуют мужчины в недурно скроенных костюмах и галстуках розово-фиолетовых оттенков; обилие высоких, ухоженных и выглядящих сытыми девушек в коротких юбках и туфлях на каблуках позволяет предположить, что обретенный в 1917-м баланс инь и ян сохраняется в этих стенах и поныне.

Отношения большевиков с женщинами были, казалось, безнадежно испорчены инцидентом 25 октября 1917-го: после штурма Зимнего, который охранял батальон ударниц, человек 150, женщин заперли в казармах гренадерского полка (и трех даже изнасиловали), выпустив только после визита в Смольный британского военного атташе, на чьей совести и остается не подтвержденная другими свидетелями правдивость самой истории с изнасилованием. К счастью, дальше отношения потеплели – красноармейцы даже разыскали для женщин, которые боялись ходить по улицам в униформе, платья, оставшиеся от институток, и отпустили их восвояси; в истории те остались, по Маяковскому, «бочкаревскими дурами».