Лента длиною в эпоху. Шедевры советского кино

Однако очень важным в нашем случае и малоосмысленным киноведами является тот факт, что до своего прихода в театральное искусство будущий кинематографист прошел курс Психоневрологического института в Петрограде, был учеником В.М. Бехтерева, который, как известно, специально занимался вопросами превратных половых влечений. 10—20-е годы – пора «русского фрейдизма», многотомного издания сочинений Зигмунда Фрейда, дискуссий вокруг сенсационной книги Отто Вейнингера «Пол и характер» – словом, эти сферы волнуют умы, несмотря на все поистине эпохальные идеологические сдвиги в результате большевистской революции.

Для людей, начавших творческую жизнь в 1910-е, для Роома и Шкловского, феномен «брака втроем» не был незнакомым предметом. Речь шла именно о советской его версии.

Экскурс II

* * *

К истории «проблемы пола» в России XIX–XX веков На «Башне» Вячеслава Иванова • Николай – Владимир – Людмила как наследники

Советские нравы унаследовали это весьма специфическое явление прямо и от века минувшего, XIX, и от Серебряного, то есть предреволюционных десятилетий.

Разумеется, и более ранние времена христианской эры (первобытный промискуитет и античность не будем сейчас брать в расчет за давностью) знали разнообразные формы тайного многобрачия. Но именно – и непременно – тайного! Ибо нормой, образцом всегда, даже при самых необузданных нарушениях супружеской верности, оставался (пусть подсознательно, неосознанно) заповеданный Священным Писанием союз двоих: «жена да прилепится к мужу своему».

Даже в растленной Византии, когда базилевс Роман посмел вместе со своей престарелой супругой императрицей Зоей (вполне легкомысленной особой, но посмертно причисленной к святым благодаря ее горячему иконопочитанию) поселить на равных правах во дворце некую красавицу Принцессу, – народ негодовал, проклинал последнюю с криками: «Хотим Зою, нашу матушку!»

А несчастный Александр II, вынужденный жить в морганатическом браке с горячо любимой им женщиной, истинной своей супругой! Что уже говорить тогда о простых смертных?!

При всех изменах, трагедиях, тайных связях, незаконных детях, вторых семьях, неразрешимых драмах выбора одного (одной) из двух – при всем этом сложнейшем «лабиринте сцеплений» (Л.Н. Толстой), отраженном в искусстве, незыблемым утесом стоит «законный» христианский брак, в идеале – неприкосновенная культурная ценность, подсознательно оберегаемая и самими «нарушителями», «изменниками» отнюдь не только из конформизма, боязни скандала или общественного осуждения, но и по причине чего-то иного, подспудного, усвоенного культурно-генетическим кодом. Так было с давних времен и в России, где традиции домостроя, поддерживаемые Православной (ортодоксальной) Церковью, задержались надолго.

ХIX век – Иван Тургенев, Полина Виардо, писатель и искусствовед Луи Виардо

Среди первых знаменитых «менаж а труа» – союза втроем – мы найдем трагедию любви И.С. Тургенева к замечательной женщине – певице Полине Виардо, которая – увы – в прозаическом бытовом плане оборачивалась каким-то довольно жалким чичисбейством и банальным французским треугольником «mr Viardaux, m-me Viardaux, Tourgeneff, russe» – и так до смерти, нахлебником в чужом Буживале… Но есть примеры-эталоны, современные этой уникальной судьбе Тургенева, – примеры сознательного, манифестационного, идейного «брака втроем». Любовь людей 1860-х годов – поистине трагедия идеи.

Внедренная в сознание нескольких поколений с помощью программы средней школы любовь героев романа «Что делать?» Чернышевского, этот знаменитый треугольник: «Вера Павловна – Лопухов – Кирсанов», будучи в оригинале гимном свободы личности и, следовательно, свободы любви, при всем индивидуальном благородстве участников этой драмы в жизни породила шлейф вполне пошлых и мизерных сожительств под флагами борьбы с косностью и фальшью буржуазного брака, за союз единомышленников, незаурядных личностей, возвышающихся над обыденщиной, своего рода «суперменов».

Литературные примеры порождали сюжеты жизненные, а те, в свою очередь, откликались в литературе, шел постоянный идейный обмен между искусством и жизнью.

И рядом с эталонными героями снов Веры Павловны вырастают реальные треугольники: чета Панаевых и Некрасов; Шелгуновы и Сеченов… Эти чистые люди, эти подвижники идеи намного выше своих деклараций. Вспомним: энтузиаст вульгарно-материалистических теорий Евгений Базаров умирает, спасая больного, т. е. совершает вполне идеалистический поступок. И влюбляется всем сердцем (а не железами внутренней секреции), и не в «объект удовольствия», а в гордую красавицу Одинцову. Иными словами, Базаров лучше «идей Базарова».