Король прибыл на торжества как раз вовремя. Самсон все видел собственными глазами. «Вот и развлечение», – подумал он.
Как только смолкли финальные звуки гимна, он что-то сказал графу и тот, подойдя к маркизу Заксу, попросил подвести преступников к королю.
Но сделать это было не просто.
В толпе с быстротой молнии распространилась весть о пойманных террористах, покушавшихся на жизнь короля.
Раздались крики:
– Королек-то наш как?
– Не пострадал, целехонек, слава Богу…
– Царапнуло слегка.
– Точно! Голову задело, навылет…
– Как это?..
– Слегка задело, а потом и навылет… Им, королям, это только на пользу. Знал бы ты, брат, какие у них головы!
– Так – задело? Или – навылет?
– Говорят тебе, дурень, в королевскую голову угодил снаряд. И навылет!
– Вишь, повели бородатого!
– Череп-то бритый так и сияет! Это главный, на нем пояс шахида! А тот, на мукомола похожий, его помощник…
– Напирай, напирай! Пусть нам отдадут, как в старину!
– Разорвать их! Разорвать к чертям собачьим! Дружно взяться, один за голову, другой за ногу, и нежно так…
– Утопить их в чане с говном!
– Сперва яйца открутить!
– Вот это правильно!
– Отдавай злодеев! Праздник – так праздник! Веселиться – так от души! Отдавай!
– Своим судом судить будем! – страшными голосами кричали граждане Асперонии.
Услышав последний призыв, Самсон задумался.
Полиция тем временем начала теснить толпу от главной трибуны. Крики усилились.
Король медленно поднял руку, пытаясь успокоить народ.
Но в толпе его жест поняли по-своему и заревели с новой силой.
Король безнадежно махнул рукой и направился к трону, стоявшему на высоком деревянном помосте, справа от трибун. К трону вела широкая лестница, покрытая голубой ковровой дорожкой.
Когда Самсон уже заносил ногу в белом лакированном башмаке на первую ступеньку, раздался страдальческий вопль, перекрывший рев толпы.
Король оглянулся. Полиции с трудом удавалось сдерживать напор обезумевших горожан. Со всех сторон к злоумышленникам тянулись десятки рук.
– Ваше величество! – истерично кричал бородатый террорист. Король поднял брови, голос показался ему знакомым.
– Ваше величество! – продолжал надрываться бородач.
Король вытаращил глаза, он узнал гнусавый голос бывшего спикера парламента.
– Берковский? Ты?.. Что за глупый маскарад?
– Я не виноват! – истошно вопил Макс. Вид у него был дикий. – Это всё мой проклятый папаша покойный! Чтоб ему на том свете сыром срать! Это он перед смертью придумал. Я ни в жизнь бы не сел в этот чертов автомобиль! У меня и водительских прав-то нет!
Смолкли военные оркестры. Толпа присмирела, ожидая развития событий, которые явно не были предусмотрены регламентом.
Национальные стяги Асперонии и флаги с гербом короля обвисли на флагштоках, ветер стих, знаменуя приближение грозы.
Самсон раздумывал. Тут ведь как подать, будь он половчее, поизворотливей, он бы без труда превратил неожиданное происшествие в свой триумф. Можно было театрально сорвать фальшивую бороду с самозваного араба и отдать несчастного дурака толпе на растерзание. И толпа приняла бы Макса Берковского. Толпы во всем мире одинаковы…
А слава Самсона как справедливого правителя от этого только бы преумножилась.
Берковского разорвали бы на куски, и это было бы и справедливо, и поучительно. Можно было разыграть еще какой-нибудь дешевенький спектакль, столь же примитивный и эффектный, но зачем?
Пауза затягивалась.
Самсон уже открывал рот, чтобы повелеть маркизу Заксу действовать в соответствии с законом, а попросту говоря, как тому заблагорассудится, когда его внимание привлек подельник Макса, тщедушный паренек с расквашенным носом.
Закс был опытным царедворцем. Он мигнул своему страшному генералу, и Макс Берковский исчез с такой ошеломляющей быстротой, будто его унесли черти.
Лоренцо был подведен к королю и поставлен на колени.
В другой раз король мог бы и прогневаться. Он не любил подобных штучек. Но сейчас это было необходимо. И, кроме того, Самсон все-таки почувствовал, что соскучился по театру.
Маркиз Урбан, у которого при виде парня с разбитой рожей вдруг разболелась голова, искал глазами своего заместителя полковника Шинкля.
Урбан узнал Лоренцо, который по всем законам должен был находиться в психиатрической клинике капитана Ройтмана. «Лично расстреляю паскуду Шинкля, – кипел маркиз, не ведавший, что клиника к этому моменту уже лежала в руинах, – как мог проклятый молокосос оказаться на свободе, да еще в обществе Макса, за которым я велел установить круглосуточное наблюдение?»
– Ты кто, негодяй? – строго спросил король коленопреклоненного преступника.
Это был сложный момент в жизни Лоренцо.
Урбан, вне себя от страха, сделал шаг вперед.
– Г-государственный п-преступник… – начал он, заикаясь.
– Папа, – вдруг сказала Агния, нарушая этикет, – отпусти его. Это Лоренцо, мой жених…