– Это знамение, ваше величество, – сказал он значительно и замолчал.
– Продолжайте, Лемке, продолжайте…
– Господь, – прогундосил священник и возвел очи к небу, – господь разгневался на вас, ваше величество…
– За что же, святой отец? – смиренно спросил Самсон.
– Мне стало известно, сын мой, что вы не молитесь на ночь…
– Ах, Лемке, оставьте ваши католические глупости! Какой я вам сын? Я вас старше, по меньшей мере, лет на десять.
– И все же я настаиваю, вы не молитесь на ночь…
– Интересно знать, кто вас так скверно информирует? Напротив, на ночь-то я как раз молюсь. Вчера, например, перед тем как лечь в постель с Сюзанной… Ах, простите, падре, я совсем забыл, что вы как священник дали обет безбрачия, то есть целибата.
Понимаю, вам тягостно слушать скабрезности… Хотя, бьюсь об заклад, все эти сальные разговорчики о бабах вам страшно интересны. По глазам вижу, что интересны! Вы хоть и священнослужитель, но вы же мужчина, черт побери! Наверно, нелегко проводить годы, беспрестанно воздерживаясь. Я вас понимаю. Так вот, чтоб вы знали, воздержание вредно! Это медицинский факт. И противоестественно! Отказываясь от близости с женщиной, вы идете против человеческой природы, установленной свыше. Установленной вашим же непосредственным небесным начальником. Хотя Господь и выкинул из своего заоблачного яблоневого сада наших с вами прародителей, он, тем не менее, потом сдал им землю под квартиры, для того чтобы они имели крышу над головой и могли без помех заниматься любовью круглый год. Поэтому не думаю, чтобы эта идея, идея воздержания, исходила от Господа. Он-то как раз прекрасно понимал, что если и есть в земной жизни хоть какая-то услада и привлекательность, то она, скорее всего, в этом самом деле. Повторяю, воздержание вредно! Эта бесчеловечная страница в церковных правилах наверняка написана человеком. Какой-то высокопоставленный церковный иерарх, скорее всего папа, на заре христианства, страдая от неврастении, мизантропии и персональной импотенции, которая была связана с его преклонным возрастом и мерзким характером, велел служителям святой церкви отказаться от секса. Сам-то он уже ничего не мог, потому что за свою долгую жизнь наебся до одури, а когда у него от старости перестал стоять даже при виде юных служанок, которыми всегда был набит его дом, он, видите ли, демагогически отказал священникам в возможности хоть немного потрахаться. Однажды мне пришлось обходиться без женщины целую неделю, так, поверите ли, я чуть в окно не выскочил… Наверно, вы страшно страдаете, оттого что без передышки приходится дрочить? Нет? Что вы таращитесь на меня, как миссионер на папуаса? Придется потерпеть, святой отец, я ведь как-никак король… И не просто король, а еще и деспот в придачу! Так вот, когда я вчера ложился рядом с прелестной Сюзанной, я молился о том, чтобы поставить ей хороший пистон, такой, знаете, высококачественный, затяжной, плавный и сухостойный. Молился я жарко, искренно, со всей религиозной прытью и, главное, громко! Справедливо рассчитывая, что, если буду орать молитвы что есть мочи, у меня появится больше шансов быть услышанным Вседержителем… Надеюсь, теперь-то вы согласны, что я хороший католик? И как вы думаете, дошла моя паскудная молитва до нашего Царя Небесного? Ну? Что ж вы молчите? Не буду вас томить, отче. Дошла. Еще как дошла! Господь показал себя понимающим существом, и я поставил Сюзанне такой пистон, закачаешься! Она ревела, как кобылица! Кстати, вы знаете, кто лишил Сюзанну невинности? Думаете, я? Черта едва! Ее, пятнадцатилетнюю, трахнул ваш предшественник, каноник Пиллигрини… Она мне сама рассказала. Такие вот дела.
Не делайте страшные глаза, святой отец. И, знаете, как он ее соблазнил? Он пообещал ей, что… Послушай, Нисельсон, – повернулся король к своему секретарю, – у тебя нет случайно за пазухой бутылки с бодрящим напитком? Что-то мне не по себе… Проклятый ливень… Если я сейчас же не промочу горло, то схвачу инфлюэнцу.
Нисельсон со скорбным вздохом достал из заднего кармана брюк флягу с коньяком.
– Э-э, Нисельсон, жадность не украшает истинного христианина, – король шутливо погрозил графу пальцем, – вот тебе и наш священничек скажет, надо делиться с ближним всем, что у тебя есть… – король сделал добрый глоток. – Какая прелесть! – проговорил он восторженно. – Ты просто волшебник, мой друг! Великолепный «мартель»! Ты достоин самой высокой награды. Проси…
– Моей заслуги здесь нет, Ваше Величество, – признался честный Нисельсон. – Это бутылочка преподнесена мне в дар его преподобием патером Лемке по случаю праздника святого Лоренцо, думаю, в надежде, что я, иудей, вступлю в лоно католической церкви…