Лента Мебиуса

Самсон понял, что совершил ошибку, избрав неверный тон. Нравоучениями этих зубров не проймешь.

Ремесленника, строящего из себя интеллектуала, всегда можно переиграть, так учил его некогда Поль. А зал переполнен ремесленниками. Талантов здесь немного…

А этот толстяк, мечтающий опохмелиться, похоже, совсем не дурак…

«Скажите, Лаубе, – произнес Самсон. Гельминтолог с трудом поднялся. Платком вытер слезящиеся глаза. – Скажите, Лаубе… – повторил король и затуманился. Он не знал, что произнесет в следующее мгновение. Ах, если бы сейчас рядом оказался кто-то, кто бы подсказал!

Поль бы не растерялся, это точно. На секунду перед глазами возникла голова Поля с взъерошенными волосами и глазами, блуждающими в поисках выпивки… Поль что-то беззвучно говорил, ядовитая улыбка играла на бледном лице… Подскажи, Поль!

И то, что было частицей Поля в душе Самсона, не подвело!

О! Как мы должны ценить святые мгновения внезапных озарений!

«Лаубе, – сдерживая желание засмеяться, проговорил Самсон мяукающим голосом, – скажите… э-э-э, от кого произошел Чарльз Дарвин?»

Голова профессор Баумгартена с выпученными от ужаса глазами скрылась за спинкой кресла.

Тень пробежала по лицу Лаубе, но он ответил четко, не дрогнув:

«Ваше величество, сэр Чарльз Роберт Дарвин произошел от своего отца Джонатана Льюиса Дарвина, эсквайра, и матери Розмари Катрин Дарвин, в девичестве Сиденхем, дочери сельского священника».

«Врет, все врет, пройдоха, – восхищенно подумал Самсон, – хоть бы сморгнул!»

«Но мы все произошли от отца и матери…» – проворчал он.

«Всё дело в том, что на самом деле…»

«Ну, ну?..» – с надеждой спросил король.

В этот момент за спиной Лаубе возникла фигура профессора Баумгартена.

«Лаубе сказал, – трагическим дискантом произнес он, – этот мерзавец сказал, что вы, ваше величество, так же как и Дарвин, в отличие от остальных людей, ведущих свою родословную от человекообразных обезьян, произошли, минуя промежуточные стадии, непосредственно от первичнополостных червей. Поэтому, мол, у вас с мозгами…»

«Лаубе, скажите, почему вы стали гельминтологом?» – быстро спросил Самсон.

«Ваше величество, – прошелестел сухими губами ученый, – не всем же быть королями, должен же кто-то в говне копаться!»

Самсон широко раскрыл глаза.

По залу будто пролетел ангел смерти. Все вдруг с удовольствием вспомнили, что король имеет законное право, освященное веками, любого асперона в любой момент по своему усмотрению или капризу отправить на тот свет. И Лаубе, ненавистный многим из сидящих в зале, Лаубе, этот ниспровергатель нетленных государственных основ, этот дерзкий на язык пьяница и бабник, может наконец-то распрощаться со своей головой.

И если король минуту назад пощадил бездарного писаку Бушека, то вполне может статься, что он полностью выполнил сегодняшнюю программу по помилованиям, и глистогону Лаубе, скорее всего, придется туго.

Если все сложится удачно, думали наиболее кровожадные делегаты, Лаубе уже сегодня познакомится с плахой. И его отрубленная голова покатится, шелестя ушами, по шершавым доскам эшафота. Тем более что аспероны, жадные до острых зрелищ, давненько не присутствовали на показательных казнях, которые, как показывает история, укрепляют дух нации и способствуют сплоченности людей по принципу круговой поруки.

Надо сказать, что деревянное возвышение для правежа на площади Победы, с виселицей и колодой, редко использовалось по прямому назначению и имело весьма и весьма запущенный вид и со временем стало напоминать подгнившие и давно не чиненные подмостки летнего театра в городском саду.

С некоторых пор молодые любители и любительницы экстремального секса приспособили его для рискованных занятий любовью, облюбовав для этого изъеденные древоточцами доски настила. Звуки, которые издавали деревянные детали эшафота, возбуждающе действовали на храбрецов, и кто знает, сколько генетически смелых асперонов было зачато под их опасный скрип.

Некоторые из господ приглашенных уже мысленно потирали руки, в надежде, что плаха вновь бесперебойно заработает, и праздный болтун Лаубе будет первым, чья голова отведает топора или намыленной веревки.

А Лаубе тем временем, беспечно улыбаясь и раскачиваясь на каблуках, стоял перед тираном и смотрел ему прямо в глаза.

Самсон неторопливо поднялся. За ним с шумом поднялся весь зал.

Что-то будет, подумали все…

Король Асперонии совершенно твердо знал, что он сделает через мгновение.

Самсон мягко ударил в ладоши.

Сначала подумали, что он вызывает стражу.

Самсон ударил в ладоши еще раз. И еще, и еще… И еще! Он аплодировал!

Короля поддержали. Сначала робко, а затем все смелей и смелей.

И скоро овации и крики восторга потрясли здание!

Аспероны рукоплескали королю, который дал всем понять, что отныне с тиранией в Асперонии покончено раз и навсегда…

Правда, ни у кого не возникло даже мысли задать королю вопрос: а как же быть с его правом, освященным веками?..

И все же дальше разговор пошел веселей.

Люди в зале заулыбались.

Заерзал на своем месте Бушек. Не отменит ли король свое жестокое решение?..