Лента Мебиуса

Трибуна была пуста. Потерявшего сознание Кооля вынесли из зала два дюжих гвардейца. На мгновение литературовед пришел в себя и принялся громко возмущаться тем, что его, как мертвеца, несут ногами вперед.

«Жаль, – сказал Самсон Агнии, провожая взглядом Кооля, – я хотел с ним подискутировать о литературе…» Агния пожала плечами. Что тут дискутировать? Вешать надо, вешать всех подряд!

Инцидент с выносом из Голубого зала тела Кооля настроил делегатов на боевой лад.

Осмелевшие литературные критики нападали друг на друга и на речистых прозаиков, которые не оставались в долгу, отстаивая свое право создавать многотомные эпопеи, которые кормили их и их многочисленных домочадцев, и королю даже послышался задиристый голос Бушека…

Король, подперев рукой подбородок, с удовольствием наблюдал за баталией.

«Вы сначала научитесь писать романы! – пищал некто заросший, маленький, похожий на гнома, выразительно поглядывая в сторону президиума. – Тогда и поговорим…»

«А я не обязан знать, как вы стряпаете свое беллетристическое варево! Я не писатель, я – критик! – надменно молвил обладатель мощного баса, тоже бросая в сторону президиума преданные взгляды. – Писать – ваше дело. Мое дело оценивать! Я не обязан нести яйца! Я не курица! Но вкус яиц знаю преотлично!»

«Как остроумно! Этой шутке двести лет! Не говорите мне о вашем вкусе! Запомните, вы, пожиратель тухлых яиц, литература не кулинария!»

«Знаю, знаю, но у меня нет выбора, мне приходится жрать то, что вы несете!»

«Сам дурак!»

В полемическом задоре спорщики обменялись оплеухами. Успокаивали их гвардейцы. Забыв о короле, литераторы схлестнулись не на жизнь, а на смерть. Шум в зале стоял невообразимый! «Ну и веселый же народец, эти мои аспероны!» – с удовольствием думал король.

Упоминание о яйцах привело к тому, что в воображении Самсона возникла сомнительная фигура бога Аполлона на площади Победы. Надо бы сегодня же решить вопрос о приведении в порядок памятника покровителю искусств. Привесить ему яйца не составит труда. Самсон твердо решил, что так и сделает, даже если для этого ему придется оторвать яйца у кого-либо из присутствующих. Труднее быть с кифарой и луком. Их как сперли в прошлом веке, так и не нашли… «Кроме того, мало кто помнит, кем вообще был Аполлон. Помнят только, что он был похож на начинающего культуриста. Что за времена!»

Король взял двумя пальцами большое розовое ухо графа Нисельсона и приблизил его к своим губам. «Я не вижу Сержи да Влатти. Где он?»

Сержи да Влатти, по мнению асперонской интеллигенции, был талантливейшим писателем, которому так ни разу и не удалось опубликовать свои произведения во времена правления предшественника Самсона – короля Иеронима.

Считалось (кем считалось?..), что в ту пору да Влатти был близок к диссидентам.

Иероним Неутомимый всю дорогу был занят самим собой и своими идиотскими сексуальными фантазиями, и у него просто руки не доходили до каких-то там противников режима и вздорных писак. Сам Иероним книг не читал и не советовал другим, справедливо полагая, что от чтения слабнет зрение. Не обращая внимания на да Влатти, король, сам того не ведая, ограждал писателя от неприятностей, связанных с его возможной изоляцией от общества, что говорит о непредумышленной дальновидности властителя.

Сержи да Влатти же, в свою очередь, не доставлял властям никаких неприятностей и своим тщательно скрываемым от толпы талантом литератора распоряжался весьма своеобразно. Он его экономил, не утруждая себя в работе над текстом утомительными поисками красочного эпитета или бьющей в цель метафоры.

Для создания своего единственного опубликованного – уже после смерти Иеронима – эссе на ста страницах он из всей богатой лексики французского и немецкого языков выудил лишь несколько слов, сумев воспользоваться ими, как читатель вскоре удостоверится, не слишком убедительно.

И, называя Сержи талантливейшим, диссиденты просто выдавали ему аванс, толком не зная, что спрятано в интеллектуальных запасниках этого патологического лодыря.

Асперонские диссиденты мало отличались от своих собратьев из других стран. Они были чрезвычайно деятельны. Им нравилось на досуге проводить антигосударственные акции. Во время одной их них группа правозащитников вышла на площадь Победы, чтобы выразить свое несогласие с политикой короля Иеронима.

Тогда одиннадцать выдающихся борцов за свободу слова и справедливость – целая орава говорунов, готовая футбольная команда, состоявшая исключительно из интеллектуалов, по идейным соображениям временно работавших дворниками, истопниками и ночными сторожами, вся верхушка нелегальной организации под названием «Гельсингфорская группа», – в знак протеста против тоталитарного режима Иеронима Неутомимого наручниками приковали себя к фонарным столбам на главной площади столицы непосредственно перед дворцом монарха.

Они думали попугать короля Иеронима и заодно привлечь внимание зарубежных средств массовой информации к своим персонам. Потом, насладившись славой, они планировали отправиться в кабак и там преспокойно надраться.