Леон

Мой взгляд скользит по ее красивой спине, по позвоночнику и светлым волосам, полотном, накрывающим спину. На задницу в виде округлого сердца. Мой член скользит от одной щели к другой, накачиваясь и увеличиваясь между ними.

— Тебе приятно, правда? И совсем не страшно, мотылек. Ты же знаешь, что я умею держать себя в руках, — нужно усыпить ее бдительность, иначе она просто не пустит меня внутрь.

— Очень приятно, Дэйм, — стонет она, подмахивая красивыми бедрами, буквально насаживаясь на мой член. — Но давай без последствий, как в прошлый раз, — ее голос отдан за «детский сад», но у меня на нее совершенно другие планы.

В последний раз взвешиваю все «за» и «против», задавая себе вопрос — готов ли я платить за это цену и нести ответственность?

Черт возьми, да. Если так нужно, то я блядь, женюсь на ней, чтобы все наконец, заткнулись, и оставили нас в покое.

Я не смогу сдержаться, это невозможно. Особенно когда меня самого всего словно током бьет, стоит лишь прикрыть глаза и поскользить членом по ее влажным створкам. Они пульсируют, истекают влагой, жадно хотят принять меня… черт.

В какой-то момент я просто резко обхватываю ее ягодицы ладонями, и, придерживая ствол, вхожу в нее до самого конца. Это трудно, но действовать необходимо настойчиво и уверенно. Эмили настолько узкая, что мне даже самому, черт, приятно и больно. Она кричит, извивается в моих руках, но я обнимаю Ми сзади, нахожу губами ее губы, проникая в ее рот языком, так же, как проникаю членом в ее истекающее готовностью принять меня лоно. И теперь, кровью.

Я не сразу начинаю двигаться в ней. Позволяю отдышаться, привыкнуть, почувствовать.

— Скажи, как сильно тебе приятно, — иступлено шепчу я, ощущая, как постепенно контроль срывает с петель, выпуская на волю внутреннего зверя.

— Божественно сильно, — шепчет в ответ Ми, когда я опускаю ее на пол, чтобы иметь возможность трахать ее, глядя в горящие от влюбленности звездами глаза. Голографический ночник мягко скользит по нашим телам, слитым в горячем танце, а я уже не вижу ничего, кроме ее удовольствия, ее боли, ее тела, на котором не осталось бы и миллиметра, не принадлежащего мне.

— Это как? — сжимая ее запястья на полу, проникаю в нее снова, ощущая, как член окутывает сладкая горячая теснота. — Тебе не больно? — уточняю я, осознавая, что могу быть слишком грубым и несдержанным. Она заслуживает внимания и всего самого лучшего во мне, что я могу дать.

— Бог ты мой, ты был прав. Я люблю эту боль, — она не отдает себе отчет в том, что говорит, но мое сердце все равно заливает теплом. До гребанных краев, делая его многомерным, как изображение чертовой голограммы земного шара. — И я люблю тебя.

Двигаюсь в ней в такт нашим вдохам и выдохам, дом наполняется не только звуками неистовой грозы, но и нашими вскриками, шлепками влажных тел друг о друга и стонами. Я прежде никогда не проявлял своих эмоций, но с ней, я могу полностью расслабиться и отпустить всех своих ангелов и демонов.

Целую ее слезы, жестче двигаясь в ней, приближаясь к тому, чтобы излиться в горячую пещерку моей чувственной и уже не невинной принцессы. В этот самый момент, ее руки вырываются из моих оков, и врезаются мне под кожу, под татуировки, царапают вдоль спины, оставляя кровавые раны и длинные полосы.

Я не чувствую боли. Только удовольствие, что тугим пламенем несется по венам.

Эмили

Как я могла так быстро признаться ему в любви? Стоило ли так торопиться?

Слова сами вырвались от переизбытка эмоций и чувств.

Мне снова хочется навсегда остановить время, навеки замереть в его объятиях. В руках Лео мне тепло и безопасно. Звуки грозы утихают, но аккомпанемент падающих капель дождя и его дыхание звучат как самая сладкая колыбельная в моей жизни. Тело налито приятной болью, усталостью и негой. Каким-то бесконечно обволакивающим теплом, совершенно не похожим на холод, что я прежде ощущала от Дэмиана.

Он — пламя, объятое ледяным коконом. Кажется холодным, но быстро тает, и испепеляет — одномоментно.

Мы лежим на мягком ковре, и только сейчас я замечаю, что по нашим телам скользят световые блики, исходящие от голограммы земного шара, представляющего собой ночник. Не понимаю, почему он так помешан на символе глобуса. Возможно, для него это метафора того, что весь мир принадлежит ему?

Замашки у него, как у божества, не меньше. Тут даже о королевских речи не идет.

Чувствую себя такой уязвимой, ощущая его поцелуи на своей шее, плечах, ключицах, груди. Его губы скользят по моему телу и спускаются ниже, щекочут кожу в районе пупка. Меня немного напрягает то, что мне просто необходимо помыться. В воздухе стоит легкий запах крови — и не только потому, что я лишилась девственности, но и из-за того, что расцарапала его спину, оставив там глубокие борозды. Сама не ожидала от себя подобного, но очевидно, мне было так больно, что я могла выразить это лишь порывами тела.