Лета 7071

— Не за его, батюшка, за иного… А болярин всяк в страх! Одно, поди, у них умышленье?!

— То верно речешь, старик!.. — Иван чуть омягчил свой взгляд. — Твоими устами мед пить.

— Помилосердствуй, государь-батюшка, заступи долю нашу лихую!

— Смотри, старик!.. Собакам тебя кину на растерзание, коль лукавством тщишься меня обвести! Иль медом оболью и прикажу боярам облизать тебя. Я повезу тебя с собой, старик, и покажу тебе мощелуватого боярина с короткой воронистой бородой… А ты зри в оба! Да не затмит тебе господь глаза. А ну, сигай-ка поперед меня на холку!

— Да я бежком, батюшка-государь!..

— Сигай, велю тебе!

Иван склонился с седла, ухватил мужика за пеньковый подпояс, втащил на коня. Мужик сжался, приник к холке, конь пугливо скосился на него, куснул удила, запрядал ушами.

— Батюшка… бежком я… — прошептал мужик.

— Молчи, старик!

Иван выехал к дороге. Возле саней его ждали, помимо Федьки Басманова и Васьки Грязного, Левкий и Токмаков.

Токмаков только увидел на Ивановом коне прижавшегося к холке мужика, сразу почуял недоброе. Больно уж ценен должен был быть Ивану этот мужик, раз он тащил его с собой.

Перед самым выступлением на Невель приходил к Токмакову Серебряный и просил передать Шаховскому в Невеле, чтобы тот, боже упаси, не замыслил какого-нибудь вредного дела или каких-нибудь козней против царя в этом походе. Не успел Токмаков предупредить Шаховского, а чуял он, что козней таки понастроил невельский наместник. Дорогу мимо покинутых деревень не иначе как с умыслом проторил, чтобы показать царю разор края и оправдаться этим за какие-то неправые свои дела. Косогор тоже в досаду царю выбрал. А царь, видать, проведал о чем-то и тащит теперь с собой этого мужика, чтобы изобличить Шаховского.

Иван подъехал к своим саням, спустил мужика, спешился сам, отдал узду подошедшему Бек Булату.

— В сани его ко мне! — приказал Иван Федьке, указав на мужика. — Закутай в шубу.

— Государь!.. — приковылял к Ивановым саням Левкий. — Вскую ⁶⁵ те сей смерд? Аль на мысль на каку тя навел?

— Отступи, поп! — угрюмо кинул Левкию Иван, залезая в сани. — Пошто тебе ведать, коль и навел?!

— Эх, пошто?! — блаженно вздохнул Левкий и ревниво позыркал на мужика. — Аз бо також нужусь истой мыслию… Жажду те поведать, да ты все не потщишься внять мне.

— Поп!.. — Иван недобро сощурился, дернул плечом.

— Единым духом, государь!.. Шаховский посогнал смерда с корня!.. Сам!

— Ишь ты?!

— Истинно, государь! — приткнулся Левкий к Ивану. — Не по приключаю ⁶⁶ домыслил… Голос мне шепчет!.. Душа моя непокоится — что еже обведут тя крамольники?!

— Не обведут, поп. Бог не дозволит, ежели ты будешь почаще напоминать ему обо мне. Трогай, Басман!

3

Перевалили холмы, и показался Невель. Справа от него сплошной стеной вздымался бор, и крепость казалась каким-то диковинным зверем, выползшим на его опушку. Бор был пег от снега, крепость тоже была вся заснежена, лишь темнели стены и башни да макушки церковных шатров, вылизанные до черноты ветром.

В крепости выпалили из пушки — это дали знать, что вблизи города неприятеля нет, все спокойно и можно двигаться без предосторожности. Как камень в воду, бухнулся выстрел в мягкую, податливую тишину белого безбрежья и утонул в его глубине.

— Палят, — сказал Федька. Сказал без всяких мыслей — просто, от нудьги: от той деревни, откуда Иван притащил мужика, сидящего теперь рядом с Федькой на облучке, ехали молча. Иван не велел Федьке обгонять ушедший вперед полк, и всю оставшуюся дорогу ехали позади войска, вслед за нарядом. Ехали еще медленней, чем поначалу.

Федьке не терпелось поговорить, но он видел, что Иван зашелся злобой, и молчал — под горячую руку не хотел попадать. Неразборчива была у царя горячая рука.

— Ай по нас?.. — тревожно спросил мужик.

— По нас! — в тон ему ответил Федька.

— Дык… — заикнулся мужик и со страхом обернулся к царю.

— Сиди, дурья башка! — толкнул его в бок Федька, потешенный мужиковым страхом. — Небось гащи обмарал?!

— Како там, — спокойно сказал мужик. — Об собе, что ль, страх?

— Обо мне, что ль? — прикинулся Федька.

— Кой — о тобе? — еще невозмутимей ответил мужик. — Возников, поди, на земле — сколь и лошадёв! Ну, мож, помене… Быват же — один трех погоняет.

— Ишь ты, бедовый! — усмехнулся Федька, стараясь скрыть вскинувшуюся в нем обиду. — Как пень еловый!

— Что, съел, Басман? — язвительно бросил Иван. — Говорил тебе, что смерд разумней тебя. Вот тебе и доказ!

— Эк, уж и доказ!..

— Ну продолжи — убедишься.

— Сдался он мне!..

— Ты не бидься, милай, — ублажливо омягчил голос мужик. — Я по-христиански, к слову, без зла… Коль ты роду знатного — прости меня на слове, не ведал!..

— Не знатного он роду, — снова съязвил Иван. — Холоп!

Федька затаенно вздохнул, набычил голову, сведя глаза на обочину. Мужик тоже вздохнул, украдкой перекрестился и уж больше не заговаривал.