— Есть, Арчи. Только отбирать ни у кого ничего не придется. Ты же знаешь не хуже меня, что американцы не любят, по выражению французов, таскать каштаны из огня своими руками. Осуществить миссию, имеющую историческое значение, поручено тебе. Сразу после праздников ты отправляешься в наше консульство в городе Львове. Не удивляйся, я только в общих чертах представляю, чем тебе придется заняться. Но точно знаю, что наш прошлый и сегодняшний разговор имеет к планируемой операции непосредственное отношение. Завтра будешь проинструктирован лично заместителем директора по разведке. А с представителями украинских националистов тебе помогут встретиться наши нелегалы на Украине. И ты прав насчет того, что перспектив у них нет. Но это только в ближайшие несколько десятилетий. Во всяком случае, не при моей жизни. Знаешь, это как плесень в доме: она очень долго растет, развивается где-то глубоко под полом, в сыром месте, а потом неожиданно начинает вылезать через щели. Если момент уничтожить ее в зародыше упущен, жди большой беды. — Бейкер встал и положил руку на плечо своего заместителя. — Уверен, Арчи, что с учетом состоявшегося разговора ко мне у тебя сейчас вопросов нет.
— Вы правы, Джеймс.
— Ну, в таком случае я спокоен за исход предстоящей операции.
Скотт согласно кивнул, но почему-то подумал, что напутствие шефа прозвучало без должного энтузиазма.
Никита Сергеевич нетерпеливо ходил по кабинету взад-вперед в ожидании Анастаса Ивановича Микояна, заместителя председателя Совета Министров СССР. Тот сам позвонил накануне и, не объясняя причины, напросился на аудиенцию.
Хрущев явно нервничал, поскольку чувствовал, что этот хитрый сын армянского народа заявится к нему не с хорошими известиями. Встречи их проходят часто, и всегда заранее оговаривается тема разговора. А тут вдруг: «Не телефонный разговор, Никита». Армянская морда.
— Ну, выкладывай, что за срочность такая, что в два часа ночи звонишь? — раздраженно спросил Хрущев, едва Микоян переступил порог высокого кабинета.
— Не торопись, Никита, зачем так сразу? Прикажи сначала чаю принести.
Пока не сделал несколько глотков горячего напитка, Микоян ни словом не обмолвился о причине своего прихода к руководителю партии, хотя Хрущев от нетерпения готов был выскочить из своих непомерно широких, давно не глаженых брюк.
— Тут такое дело, Никита, — наконец произнес Анастас Иванович, отставив в сторону стакан с чаем. — На мое имя пришло письмо, предназначенное для тебя.
— Что еще за новости: письмо тебе, но для меня? Не темни, выкладывай. Откуда письмо?
— Из Киева, — не обращая внимания на состояние Хрущева, спокойно ответил Анастас Иванович и снова потянулся к стакану с чаем.
После слов Микояна о Киеве Никита Сергеевич мгновенно вспотел. Вынув из кармана брюк носовой платок, он промокнул заблестевшую лысину. Еще совсем недавно Серов Иван Александрович, заместитель министра внутренних дел, докладывал, что все архивы, связанные с политической деятельностью Хрущева на всех ответственных постах, как в Москве, так и на Украине, уничтожены. Выходит, обманул генерал? В том, что письмо, о котором рассказал Микоян, повествует именно об этом периоде его работы в партийных и хозяйственных органах, он не сомневался. Наверняка это связано с политическими репрессиями, к которым он был причастен, будучи первым секретарем Центрального комитета компартии Украины.
Из всего партийного и хозяйственного аппарата Никита Сергеевич больше всего доверял Микояну, поскольку они были практически друзьями. Поэтому сразу высказался о своих догадках. Анастас Иванович, допивая чай, лишь улыбнулся своей невозмутимой армянской улыбкой, словно речь шла не о политической карьере соратника по партии, а о мелких бытовых неурядицах.
— Генерал Серов, Никита, я уверен, тут ни при чем, — словно прочитал мысли Хрущева Микоян. — Все, что от него зависело, он сделал. Неужели ты думаешь, что компромат на тебя, как и на всех нас, собирался не заблаговременно? И не надо изображать из себя невинность — вижу, что пытаешься возразить. Ты думал, что отправили на тот свет Лаврентия, на этом все и закончилось?
— Ну и что в этом пасквиле? — После произнесенного Микояном короткого монолога Хрущев заметно сник.
— Читай! — Анастас Иванович достал из кармана пухлый конверт нестандартного размера и положил его на стол.
— Не хочу, — буркнул Хрущев. — Расскажи сам.
Микоян усмехнулся. Никите Сергеевичу его усмешка показалась издевательской, но он благоразумно решил не обращать на это внимания.