Летят наши годы

Нет, это была не зависть, а результат невольных сравнений. Получив диплом инженера, уехал куда-то в Азию Юрка Васин, в Иране работал Лешка Листов, ставший уже чуть ли не кандидатом наук, в центральных газетах появлялись иногда стихи старого школьного дружка, и даже осевший в Кузнецке Вовка Серегин рассказывал о своей бухгалтерии на обувной фабрике с завидным увлечением. Накануне нового, 1947 года в Кузнецке промелькнул еще один школьный побратим, майор Николай Денисов, заканчивающий военную академию. Николка, порадовавшись встрече с другом, уехал, а горечь в душе у Валентина все-таки осталась: мог бы учиться в академии и он...

Разумеется, все эти мысли являлись при случае, под настроение; носиться со своими обидами постоянно Валентин не мог хотя бы потому, что был для этого слишком общительным и деятельным, да и жизнь брала свое.

А в жизни почти всегда огорчения чередуются с радостями, и чем ощутительнее первые, тем значительнее представляются вторые: отсветы их озаряют нас, людей, едва ли не до последнего вздоха...

Весной в комнате Кочиыых появился новый жилец - крохотная, черноглазая, как и Наташа, Татьянка. Пухлым розовым пальчиком трехлетняя Наташа трогала, любопытствуя, розовое барахтающееся тельце и внушительно говорила: "Сестра"... От старшей маленькая отличалась удивительно ровным, спокойным характером.

В положенное время она смешно кряхтела, - это означало, что надо менять пеленку, ровно через три часа, как исправный будильник, коротко попискивала - давайте есть. Все остальное время, к досаде Наташи. сестренка спала, наливалась, как яблочко, и, наверное, поэтому Валентин остался убежденным в том, что никаких особых хлопот маленькие не доставляют. Отличавшаяся в этом возрасте более агрессивными повадками Наташа росла без него.

Незадолго до первого сентября Кочина вызвали в городской отдел народного образования.

Припадая на костыль, пожилая женщина с лохматыми мужскими бровями и седыми усиками ходила по кабинету, басом выговаривала:

- Не обязательно и Михаила Сергеича беспокоить надо было. Зашли бы сами. Что ж мы тут - не люди? Не понимаем?

Валентину предложили работать в семилетке преподавателем физкультуры, и он готов был расцеловать эту мужеподобную чудесную женщину.

- Света, я - в школе! - с торжествующим криком ворвался Валентин домой.

Не отнимая от полной груди дочку, Светлана поцеловала мужа, глаза ее сияли. Нет, рано или поздно, но обязательно в жизни все налаживается; для нее в этом "все"

исполнение желания мужа было едва ли не самым главным.

Теперь Валентин ходил в синем спортивном костюмо с широкой белой полосой на груди. Приучая ребят к спорту, он сам начал заниматься гимнастикой и легкой атлетикой, снова почувствовал себя по-армейски собранным, энергичным. Подтянувшись не только внешне, но и внутренне, Валентин, если можно так сказать о двадцатишестилетнем человеке, помолодел.

Он жадно впитывал в себя всю атмосферу школьной жизни. Вместо производственных совещаний, на которых шла речь об осточертевших ему стельках и подметках, Валентин ходил теперь на заседания педсовета; время занятий четко определялось звонками; с гибкими и проворными, как обезьянки, ребятишками заниматься физкультурой было одно удовольствие. Особенно же доволен Валентин бывал в те редкие дни, когда старая преподавательница математики прихварывала, и завуч, убедившись однажды в равноценности замены, спрашивал:

- Валентин Алексеевич, арифметику в пятом не проведете?

Промелькнула снежная теплая зима. В апреле Татьяпке исполнился год. И тут случилось необъяснимое: арестовали Светлану. В полдень Валентин сидел уже в небольшом кабинете, напротив бритоголового человека в синем костюме и в галстуке, - на его моложавом чистом лице выделялись красивые, слегка подбритые брови.

Только что отказав Валентину в свидании с женой, человек выдвинул ящик стола, достал знакомую пачку писем; не хватало резинки, которой пачка была перетянута.

- Можете взять, - кивнул он. - По долгу службы я прочитал их. Хорошие письма. - Человек доброжелательно посмотрел на Валентина, по-дружески сказал: - Зря ты, товарищ Кочин, спутался с этой стервой.

Пальцы Валентина впились в ручки кресла.

- В равных условиях за такие слова бьют в морду! - глухо сказал он, опасаясь, что сейчас именно это и сделает.

- Не забывайте, где находитесь! - сдержанно посоветовал человек, его подбритые брови сошлись, вытянулись в подрагивающую струнку и медленно ослабли. - Ладно, я этого не слышал.

- Она моя жена. - Голос Валентина сорвался от обиды.

- Так вот, о жене.-- Человек поднялся из-за стола, поправил безукоризненно повязанный галстук. - Я мог бы, конечно, и не говорить этого. Мой вам совет - обзаводитесь новой семьей.

Пошатываясь, словно пьяный, Валентин дошел до вокзала, сел в поезд и всю дорогу, ничего не видя, смотрел в окно. Жить ему не хотелось, но даже скороговорка колес, больно отдаваясь в измученном мозгу, твердила о долге: дети, дети!..

Дети же чувствовали себя спокойнее, чем взрослые.