Летние сумерки

— С дачами одна морока, — не унимался приятель. — Кончится работа, начнется ремонт. Известное дело — отец строит, сын живет, внук ремонтирует. Но тебе-то и жить там не придется — ухлопаешь на нее последние годы, а ремонтировать некому, ведь ни у тебя, ни у брата нет наследников.

— Мне главное — построить, — стойко повторял я, прекрасно понимая, что мой довод неубедителен.

До конца июля мы настелили полы, сколотили внутренние перегородки и лестницу на второй этаж. Потом снаружи стены пропитали олифой, сделали крыльцо и во входную дверь вставили замок. Дом был готов, и выглядел не просто красиво, а потрясающе, неким совершенством, хотя это слово звучит неуместно — это уж я хватил чересчур. С другой стороны — почему чересчур?! Ведь совершенные вещи существуют в глазах зрителей, а в моих глазах наш дом именно таким и был. И главное, он как-то гармонично вписывался в участок. Я даже подумал, что существует какое-то притяжение строения к местности. Потом мне пришло в голову, что вообще все вещи притягиваются или отталкиваются друг от друга. Я вдруг увидел свой рабочий стол с настольной лампой, пишущей машинкой, стопкой бумаги, карандашами, точилкой, пепельницей, зажигалкой — все предметы не просто связывало их предназначение, они как-то слаженно дополняли друг друга. На минуту меня потянуло в тот обжитой закуток, но тут же этот порыв сам по себе угас — моя жизнь уже сузилась до дачного участка и доски, штыри, пакля были для меня гораздо важнее всякой писанины.

На новоселье один из друзей притащил разборный стол, другой — табуретки, третий — раскладушку и матрац, четвертый — посуду; мы с братом перенесли из сарая мебель — обе тахты и стулья, и дом принял вполне обжитой вид. О сложной комбинации запахов внутри дома не говорю — в нем стоял особый древесный дух. Всю ночь мы сидели под керосиновой лампой и произносили тосты в собственную честь и, понятно, словесных красот не жалели.

Ну а за август сделали хозблок, туалет и душ — это уже для нас, закаленных, было разминкой, хотя порой работали до темноты, пока виднелась шляпка гвоздя. Таким образом, дом мы построили, участок более-менее освоили, но странное дело — после этого и для меня и для брата загородная обитель потеряла всякий интерес; цель была достигнута, впечатлений получено предостаточно, все запахи какие можно — впитали, душа требовала успокоения. Брат заявил:

— Все-таки от долгого физического труда немного тупеешь. Мне уже снятся всякие пазы, баклашки, отвесы. Я соскучился по умственной работе.

А я подумал: «Еще только сентябрь, не поздно съездить к морю, застану бархатный сезон», — и укатил на неделю в Крым.

Я думал — может, друзья переберутся на нашу дачу или хотя бы станут на ней проводить выходные дни. Не тут-то было. Их уже настолько охватила строительная лихорадка, что они тоже где-то выбили участки и начали завозить материал, и, разумеется, рассчитывали на нашу с братом бескорыстную помощь. Вот так и получилось, что до следующего года мы с братом все свободное время проводили на участках друзей, а свою дачу больше не видели. И на следующий год побывали на ней всего дважды: первый раз, когда проложили водопровод, второй — когда провели электричество. За это время в поселке произошли занимательные и грустные события.

«Интеллигенты» неожиданно для всех продали свой дом и, по слухам, прилично обогатились. Перед продажей в их парнике красовались огромные красные помидоры. Такой урожай на торфянике выглядел сказкой.

— Вот хозяева, так хозяева, — охали и ахали дачники.

— Японская рассада, — посмеивались интеллигенты.

Но с их отъездом выяснилось, что помидоры им прислали родственники из Саратова и они просто привязали овощи «ради забавы».

Редактор еженедельника обнес участок глухим забором и разводил в парниках клубнику на продажу; никто из знакомых к нему не приезжал.

Деловой, энергичный Кульдин так ничего и не построил — в его котловане, заполненном водой, плавали караси.

А Виктору Петровичу не повезло — он надорвался и получил инфаркт, и, пока лежал в больнице, его дом сгорел; электропроводку прогрызли мыши, и, когда дали ток, произошло замыкание. Сухой дом вспыхнул как факел и полностью сгорел за полчаса. А наши березы почернели от копоти.

На этом рассказ о строительстве дачи можно закончить, но необходимо выразить благодарность друзьям помощникам:

Инженеру Доменову, неутомимому истребителю крепких напитков. Его определенные задатки в строительном деле пошли нам на пользу. Жаль, что его невзыскательный вкус и ошибочные, исключающие друг друга предложения доставляли немало хлопот его напарникам по работе. И его редкий характер, необычная сущность — сочетание капризности с изнеженностью — не прибавляли нам радости. В дополнение к этому, по вечерам он, расслабившись, слишком много нудел о своем предстоящем разводе с женой — эта волнующая история, проникновенное излияние с трагическим уклоном, не скрашивало наше пребывание на участке. Хотя, по некоторым сведениям, Доменов просто создавал легенду о себе, чтобы его мелковатая роль в строительстве покрупнела.