Лето злых духов Убумэ

Рёко была одета в белую блузку и темную юбку – те же, что были на ней днем ранее.

– Рёко-сан, это… – Я повернулся, чтобы представить моего друга, но Кёгокудо уже стряхнул капли дождевой воды со своего зонта, совершенно бесшумно проскользнул мимо меня и стоял перед ней в своих облачениях цвета воронова крыла.

– Наконец-то мы с вами встретились, Рёко Куондзи-сан. – Так же беззвучно сделав еще один шаг вперед, он представился: – Кёгокудо.

– Вы… оммёдзи?

– Я не знаю, что сообщил вам мой знакомый, но, если пользоваться этим устаревшим термином, то можно сказать, что да. Я должен спросить, все ли в сборе?

– Как и было указано, все собрались в комнате по соседству с библиотекой… но вы действительно… действительно пришли сюда для того, чтобы снять проклятие с этого дома?

Кёгокудо сардонически усмехнулся.

– Что ж, я пришел сюда для того, чтобы искоренить зло, гнездящееся в этом доме, – чтобы изгнать убумэ.

– Убумэ?

– Зло, которое сеет страх в человеческих сердцах и разрушает жизни.

– Это ведь из «Сёкоку хякумоногатари» – «Ста историй о призраках из разных провинций», верно? Кажется, это было в пятом томе… чудовище угумэ из журавлиного леса… вы его имеете в виду?

– Как и следовало ожидать, вы хорошо об этом осведомлены. С большой неохотой мне придется сыграть роль бестолкового самурая из этой истории.

– Вы хотите сказать, что отрубите демону голову, чтобы обнаружить, что это была всего лишь ночная цапля? Но что, если это действительно демон?

– Чем бы это ни было, это одно и то же, – устремив на Рёко проницательный взгляд, рассмеялся Кёгокудо.

Мне, не читавшему истории, о которой они говорили, их обмен любезностями представлялся полнейшей тарабарщиной. Мужчина в черных одеждах и черно-белая женщина. Из этого мира исчезли все краски.

Внезапно на меня ни с того ни с сего снизошло запоздалое просветление. Этого человека ни в коем случае не следовало приводить сюда. Кёгокудо и Рёко относились к двум типам людей, которых нельзя было знакомить. Рёко и Энокидзу были куклами. Иными словами, они были похожи – не принадлежали этому миру и были жителями мира потустороннего. Но Кёгокудо был другим. Он не был куклой. Он был кукловодом – нингё-цукаи. И хотя у меня не было никаких оснований так считать, я знал, что этот человек – гораздо в большей степени, нежели любой полицейский или частный детектив, – обладал силой, которая была в состоянии окончательно разрушить этот про́клятый дом.

И тем, кто привел его сюда…

был я.

Внезапно меня охватил страх. Но было уже слишком поздно – Кёгокудо проследовал за Рёко в дом.

В то мгновение мне послышался плач младенца, смешивавшийся с шумом дождя. Меня охватил озноб, как будто меня с ног до головы окатили ледяной водой.

«Убумэ».

Нет. Это был, несомненно, тот самый младенец, который родился позавчера вечером.

– Сэнсэй?..

Поторапливаемый Ацуко Тюдзэндзи, я заставил свои негнущиеся ноги двигаться дальше.

По пути Рёко остановилась возле двери, за которой, по всей видимости, находилась сестринская, заглянула внутрь и сказала: «Я зайду позже».

Так, значит, новорожденный младенец по-прежнему находился здесь, в главном корпусе.

Чтобы пройти по галерее, соединявшей здания, нам пришлось снова надеть нашу уличную обувь. Мои носки насквозь промокли, и мне потребовалось некоторое время, чтобы влезть в ботинки.

Мы прошли через флигель и через новое здание, и перед нами показался старый педиатрический корпус. Я обреченно следовал за идущими передо мной тремя людьми.

Рёко вошла в спальню первой, и Кёгокудо подал своей младшей сестре знак глазами, чтобы она подошла ближе. Он что-то коротко прошептал ей на ухо. Явно немного нервничавшая Ацуко Тюдзэндзи подождала, пока я, мешкая, стянул уличные ботинки и переоделся в тапочки для посетителей, а затем вышла из коридора через входную дверь. Вероятно, она должна была открыть дверь черного входа, чтобы Киба и его люди смогли войти.

Кёгокудо жестом указал мне войти первым.

Я заколебался. Стоило мне открыть дверь, как все взгляды находившихся в комнате людей одновременно обратились бы на меня.

Однако мои опасения не оправдались. Конечно, войдя, я привлек всеобщее внимание, но взгляды членов семьи Куондзи были лишены высокомерия и враждебности. Управляющая делами клиники, словно стряхнув с себя вчерашнюю усталость, сидела с идеально прямой спиной – ее поза выражала решимость и твердость. Директор клиники, как обычно, сидел, небрежно развалясь, с широко расставленными ногами; он лениво поднял глаза, когда я вошел. Найто, куривший возле окна сигарету, взглянул на меня лишь искоса. Их взгляды были лишены общности, каждый из них был сам по себе.