– Отомстить… за их общего ребенка. Подумав об этом, я… так сильно испугалась, что совершенно не могла оставаться в бездействии. К тому же… если эти ужасные мысли соответствовали действительности, разве Кёко также не заслуживала сострадания? Это дитя было ни в чем не повинно…
– Вот как… С тех пор Кёко стала подозревать их двоих в отношениях. Госпожа управляющая делами клиники, похоже, ваше беспокойство стало спусковым крючком большой трагедии, – сказал Киба.
Когда Кикуно услышала это, выражение ее лица стало буквально душераздирающим. Директор клиники, бессмысленно уставившись на стоявшую на столе пиалу-тяван, пробормотал:
– Почему ты мне не сказала? Почему ни единого слова… мне не сказала…
– Разве ты сам не заявил, что не желаешь слышать ничего из всех этих надоедливых и докучливых слухов, включая разговоры о пропавших младенцах? Поэтому я делала все, что могла, не заботясь о том, насколько это может быть неприглядно, и, будучи от этого в отчаянии…
– Понимаю. Понимаю, но…
– Госпожа управляющая делами клиники, так вы все же причастны к сокрытию происшествия?!
Неожиданный громовой окрик Кибы тотчас же прекратил спор супругов, как будто на сцену опустился занавес, после чего воцарилось тяжелое молчание.
Это молчание нарушил приглушенный голос Кёгокудо:
– Позвольте мне спросить вас о Рёко-сан. Есть вещи, которые мне все еще непонятны.
– Оммёдзи-сэнсэй… разве вы не видите все насквозь?
– Разумеется, нет. Я всего лишь складываю единое целое из разрозненных фрагментов действительности. С отсутствующим фрагментом невозможно увидеть целостную картину – как говорится, без одного зуба улыбка несовершенна.
Кикуно слабо засмеялась. Затем на ее лице впервые за все время появилось доброе и ласковое выражение, и она начала рассказывать:
– Я потеряла своего первенца, чье тело не было создано для жизни; вдобавок то, что я похитила младенца у другой женщины, привело к непоправимому несчастью. Восстанавливаться после этого было ужасно тяжело. Однако, даже несмотря на это, с помощью моего мужа мне удалось вернуться к жизни, и спустя два года я забеременела следующим ребенком. Думая о том, что он снова может родиться без головы, что я ношу такого же ребенка, как мой первенец, я буквально сходила с ума от тревоги… так что девять месяцев беременности ощущались как долгие годы. Однако, так или иначе, благополучно родилась Рёко. Но… это дитя было слабым. Она довольно часто болела. В сравнении с Рёко, родившаяся в следующем году Кёко была самим воплощением здоровья. Рёко медленно развивалась физически, так что, даже поставив их обеих рядом, было трудно понять, которая из них старше. К тому же… по мере того как она росла, у Рёко начали проявляться… отвратительные и зловещие признаки женщин из рода Куондзи.
«Отвратительные и зловещие».
– Вы расскажете, что это были за признаки?
– Да. Однажды она внезапно впала в оцепенение. Иными словами, совершенно перестала понимать, что находилось вокруг нее… можно сказать, она потеряла себя.
– Это характерно для женщин из семьи Куондзи? – сощурился Киба.
– К счастью, ни у меня, ни у моей мамы подобное практически не проявлялось. Однако бабушка, кажется, часто становилась такой. Иначе это называют
Кёгокудо спросил, хорошо ли сестры ладили друг с другом.
– Кёко была энергичным и бойким ребенком, а Рёко удивительно рано повзрослела, и нередко бывало, что она проявляла дальновидность и мудрость, свойственную далеко не всякому взрослому. Но благодаря тому, что Кёко всегда была отзывчивой и чуткой со своей более слабой старшей сестрой, думаю, нельзя сказать, чтобы их отношения были плохими. Конечно, в нашей семье все было не так просто, но до того, как
– Ваша дочь… встречалась с мужчиной, а вы ничего не заметили? – спросил Киба. На лице следователя было с трудом сдерживаемое возмущение.
– Рёко практически не выходила на улицу, и ее женское развитие не соответствовало возрасту – у нее даже не было признаков начала менструаций. Так что… можно сказать, что Кёко развилась раньше… к тому же до