– Несомненно… как вы и говорите, думаю, у меня не хватило некоторых качеств. Я не очень хорошо понимала, каким образом дать моей дочери материнскую любовь… потому что сама была лишена ее. Когда Рёко не находилась под действием успокоительных… три дня и три ночи, независимо от того, было ли светло или темно, она плакала и кричала. Я сидела у ее изголовья и лишь мягко внушала ей прописные истины об этике, морали и нравственном воспитании. Это продолжалось неделю… нет, примерно десять дней. Однажды утром Рёко неожиданно стала кроткой и послушной, признала собственную ошибку и вежливо принесла извинения. Тогда я развязала веревки… и освободила ее. После этого Рёко больше никогда не вела себя как дикое животное, и хотя я успокоилась…
– После этого также были случаи пропажи младенцев, верно?
– Да. В том же году, в сентябре и ноябре… дважды.
– Так, значит, дело, над которым я работаю, было не первым случаем, – сказал Киба. – До этого также были эпизоды исчезновения младенцев? Что ж, нынешний случай тоже дело рук Рёко?
– Пожалуйста, подождите, господин следователь. – Повернувшись к возмущенному Кибе, пожилая женщина горячо возразила: – Это не так. Это действительно произошло, но я не знаю, сделала ли это Рёко. Разумеется, я подозревала ее, но прежде всего не было никаких следов того, чтобы она заботилась о них, и даже никаких признаков, что она от них избавилась. Рёко жила своей обычной жизнью, как будто ничего не изменилось. Поэтому… думаю, что Рёко – не преступница. В то время я раздумывала над тем, не может ли мужчина, который был любовником Рёко, делать это, чтобы навредить нам. Тогда, во время всей этой сумятицы и разлада, началась война… и в конце концов все стало так неопределенно…
– Что насчет последних случаев пропажи детей – того дела, над которым я сейчас работаю? Вы ведь раздаете крупные суммы денег. Предпринимаете меры, чтобы что-то замять?
– Летом, когда пропал первый ребенок, я была потрясена. Тогда я совершенно не подозревала Рёко. То, что она сделала, было в прошлом. Однако, когда в сентябре я увидела то письмо, мои мысли вернулись. Если Макио-сан был любовником Рёко десять лет назад… то получалось, что он и был тем самым виновником наших несчастий, которого я тогда подозревала.
– Который вам… вредил?
– Да. Когда в сентябре и ноябре один за другим пропали младенцы, мои подозрения против Рёко и Макио-сана постепенно усиливались. Однако если эти двое были преступниками… одна – наша родная дочь, другой – зять, принятый в нашу семью. Если б дело было предано огласке, то больше всего пострадала бы ни в чем не повинная Кёко. Затем случилось то, чего я так боялась, – началось полицейское расследование. Поэтому я спешно отправилась в дома к потерпевшим и сделала, что было в моих силах… Конечно, я предложила им деньги и любую помощь, которую могла им оказать, умоляя их забрать свои заявления. Я использовала те деньги, которые принес с собой в семью Макио-сан. Впрочем, других у нас и не было…
– Но вы же не только это сделали, – прорычал Киба. – Разве вы не давали роженицам какое-то странное лекарство, от которого их сознание было спутанным?
– Н‐ничего подобного я не делала. Только лгала им, что их дети были мертворожденными, и просила их смириться с этим…
– Вы думали, что заставите их замолчать с помощью подобной неприкрытой лжи?
– Это…
Директор клиники нахмурился.
– Я ничего об этом не знал, но теперь, когда вы сказали, я припоминаю, что все эти роженицы действительно вели себя странно… да, было такое ощущение, будто они были под действием снотворного… несомненно, если б они были в обычном состоянии, то подобная грубая ложь не прошла бы… да уж, странно, очень странно. Только я ни в коем случае не назначал им подобных лекарств. И не давал таких указаний.
– Хмм… – протянул Киба. – Все это, как мне кажется, звучит слишком уж складно. Медсестер вы тоже уволили для того, чтобы они держали рты на замке?
– Нет, они… судя по всему, вся эта зловещая атмосфера действовала на них гнетуще, и они уволились добровольно.
– Но при этом, когда они уходили, вы выдали им весьма значительные суммы денег, разве нет? Даже позаботились о том, чтобы подыскать им новую работу, как я слышал.
– Деньги выдала им моя жена… как управляющая делами клиники. С трудоустройством мы им помогли просто по доброте душевной.
– Я… хотела таким образом перед ними извиниться. Потому что все они трудились изо всех сил и были хорошими медсестрами.
– Извиниться, вот как…
Судя по всему, Кибу ее объяснение не убедило. Однако к тому моменту для обоих пожилых супругов уже не было смысла в даче ложных показаний.
– Что насчет медсестры по имени Сумиэ Тода? Судя по всему, она знала, что преступницей на самом деле была ваша дочь. Может быть, Сумиэ попыталась ее шантажировать… получила дозу лекарства и была убита?
– А-а… Сумиэ-сан умерла? У себя… в Тояме?
– Здесь, в Икэбукуро. Не знали?
– Я даже не знала о том, что она вернулась в Токио. Я была уверена, что она работает в клинике в провинции… я знала только это…