Лето злых духов Убумэ

По левой стороне коридора на равных расстояниях друг от друга располагались еще три двери. Его правая стена была пустой, за исключением единственной картины маслом, висевшей посередине. Заканчивался коридор задней дверью, сквозь стеклянную панель которой виднелся залитый солнечным светом уличный пейзаж.

Рёко Куондзи открыла ближайшую к нам дверь. Та вела в маленькую – площадью не больше восьми татами[88] – больничную палату с двумя койками. Они тоже были укрыты белыми покрывалами. Комната производила впечатление заброшенной. На полу лежал слой пыли, свидетельствовавший о том, что сюда уже долгое время никто не входил.

Заметив направление моего взгляда, Рёко Куондзи пояснила:

– Кёко стало трудно передвигаться, поэтому здесь никто не прибирается.

Палата за следующей дверью выглядела точно так же и была такого же размера, как первая. За последней дверью находился туалет. Энокидзу, проговорив что-то вроде «мне нужно ответить на зов природы, прошу прощения», быстро направился туда. Судя по всему, он долго терпел. Мы вернулись в приемный покой.

– Здесь находится смотровой кабинет, переоборудованный в спальню супругов, – сказала Рёко Куондзи, указывая на дверь слева от маленького окошка регистратуры. Когда ее ладонь легла на дверную ручку, мое волнение достигло крайнего предела. Однако в этот момент появился Энокидзу, стряхивавший с пальцев капли воды, и сообщил:

– Что ж, по крайней мере, в отхожем месте уборку делают.

Стоило ему это сказать, как мое нервное напряжение мгновенно рассеялось.

Дверь открылась.

Комната за ней была почти такой же просторной, как приемный покой. Справа от двери находилась обратная сторона окошка регистратуры, под которым был стол, но стул отсутствовал. В центре комнаты на полу лежал выцветший ковер, на нем стояла очевидно не больничная, изысканно декорированная кровать. Однако на кровати не было ни шерстяного одеяла, ни даже матраса. Создавалось впечатление, будто мы вошли туда тотчас после переезда хозяев.

– С тех пор как развилось состояние Кёко, она находится в соседней комнате – в библиотеке, откуда исчез Макио-сан. Эту комнату также больше никто не использует. – Рёко взяла со стоявшего возле окна чайного столика вазу для цветов.

Естественно, цветов в вазе не было.

В стене со стороны окошка регистратуры было три окна и встроенная аптечка. На стене, примыкавшей к приемному покою, также висела картина маслом в массивной раме, на которой был изображен яркий пейзаж, а под ней стоял старый на вид комод с резными ножками в виде кошачьих лап. Противоположная стена вся целиком была занята окнами, вытянувшимися от пола практически до потолка и тоже закрытыми длинным белым занавесом. Судя по расположению комнаты, это были те самые окна, которые мы видели из нового здания.

– Итак, – сказал Энокидзу беззаботным тоном, – эта комната и большая комната, в которой мы были, расположены симметрично относительно приемного покоя, верно? – Затем он добавил: – Так, значит, здесь разыгралась трагедия…

Я удивленно моргнул.

– Трагедия? В смысле? Ты имеешь в виду супружескую ссору?

Как будто не услышав моего вопроса, Энокидзу подошел к кровати и спокойно проговорил:

– Что ж, можно и так сказать. Итак, этот парень был на кровати. И в этот момент вошел муж… – Он наклонился перед кроватью.

– «Этот парень»? О ком ты сейчас говоришь?

– О том, с которым мы только что разговаривали. Утида, или Сэйто, или как там его… тот эмоционально нестабильный человек.

Вероятно, он говорил про Найто.

– Найто-сан был в этой комнате и при том на этой кровати? Но когда именно? – спросила Ацуко, наклоняясь к Энокидзу и вопросительно заглядывая ему в лицо.

– Для тебя это было бы слишком сильным потрясением, Ацу-тян.

Сказав это, Энокидзу выпрямился и решительно направился в сторону окна – но поскольку на нем были мягкие больничные тапочки, вместо звука шагов слышалось только их шлепанье по полу. Стоя возле окна, он развернулся, чтобы окинуть взглядом все помещение. Затем прошел вдоль стены и остановился перед дверью, через которую мы вошли.

– Определенно он пытался сбежать.

Все, что нам оставалось, – это наблюдать за действиями детектива, сдерживая наше изумление. Затем Энокидзу начал двигаться боком вдоль противоположной стены, как краб, и неожиданно сел на пол под висевшей на стене картиной.

– Здесь ему стало страшно.

С меня было достаточно всего этого. Я подскочил к Энокидзу и строгим тоном сказал:

– Эно-сан! Объясни толком, чтобы мы могли тебя понять. Когда и что именно здесь произошло?

– А-а, вот и пятно крови. – Не ответив на мой вопрос, он указал на край ковра.

– Что?

Оставив сидевшего у стены детектива, мы все втроем поспешили туда, куда он показывал. Действительно, край ковра был окрашен чем-то черным.

– Это… кровь? – Ацуко достала из кармана носовой платок, аккуратно взялась им за край ковра и с трепетом приподняла его над полом.

Под ковром также растеклось застывшее черное пятно.

– Судя по всему, это действительно кровь.

Рёко Куондзи побледнела.

– Но… но чья это кровь? Откуда? И как до сих пор никто ее не заметил…