• Из воспоминаний У. Палмера: «27 ноября [1840 г.] в половине восьмого вечера граф Протасов привез меня к Митрополиту Московскому Филарету. Тот, обратясь ко мне по латыни, сказал: “Мы весьма рады вас видеть и узнать, что ваша церковь расположена к единению и почитает древность” <…> Граф пожелал узнать, по какой причине я хочу, чтобы меня допустили к причастию. Я отвечал так: “В Символе Веры мы объявляем, что церковь едина, и верим в единство церкви”. Митрополит
: “Должна быть единой, но не едина”. Я продолжал: “Существующее разделение богопротивно и отвратительно”. Митрополит: “Слов нет, к единству стремиться должно”. Граф: “Многие ли в Англии держатся таких же взглядов, что и вы?” Ответ: “Большинство об этом вовсе не задумывается; разделение, существующее de facto, принимается как своего рода необходимость, однако формальное учение нашей церкви и убеждения известнейших наших богословов иные”. “Так ли это?”– спросили они. Ответ: “Наша церковь никогда не отлучала греческие церкви и латинские церкви на континенте. Мы отлучили лишь латинян в Англии, Ирландии, Греции и в России как схизматиков”. “Этого я никак понять не могу, – сказал Митрополит. – Они одной веры с латинянами на континенте. Общение основано на единстве веры. Раз они признаются достойными общения за рубежом, то такими же должны признаваться и на родине, если же на родине они отлучены, то подлежат отлучению и повсюду”. Я отвечал: “Да, если бы они были еретиками. Однако в Англии мы отлучаем их не как еретиков, но как схизматиков. Унас мирянин может принимать все заблуждения папистов как богословские мнения, но, хотя наша церковь их и порицает, он не будет отлучен, если не учинит прямой мятеж”. Митрополит: “Он не может или, без сомнения, не должен иметь такой свободы, ибо для общения потребно полное единство веры”. “Безусловно, может, – отвечал я. – Но такое едва ли и возможно, ибо если бы он разделял все заблуждения римлян, то вместе с ними и мысль о необходимости пребывать в общении с Римом. Ваше Преосвященство, разумеется, правы в том, что полное единство веры– непременное условия для общения. Но вот вопрос– в чем эта единая Вера состоит. Наша церковь делает больше различие между этой Верой, которую всякий должен хранить в чистоте и нерушимости, и второстепенными богословскими мнениями, каковые, если они справедливы, не относятся к существенным догматам, а если ложны, не относятся к ересям. Мы считаем это основой нашего учения и веры”. Митрополит отвечал: “Этого я не понимаю. В вопросах веры церковь должна быть едина совершенно. В мире сейчас несколько отдельных исповеданий, каждое само по себе. Остается лишь установить, какое из них истинное или самое истинное” <…> Митрополит сказал: “Так вы признаёте и Восточную, и латинскую, и британскую церкви вместе?” “Да, – отвечал я. – Каждую в своей епархии и в своей земле, и никак иначе”. Митрополит повторил: “Этого я понять не могу, – и прибавил – Да многие ли из вас поддерживают эту теорию? Я полагаю, это никак не может быть общим мнением”» (Палмер. С. 105–107).29 ноября. Совершен монашеский постриг вдового священника Иоанна Вениаминова на Троицком подворье в Москве с наречением ему имени Иннокентия (30 ноября возведен в сан архимандрита). Это произошло по совету митрополита Филарета, с которым о. Иоанн познакомился в Москве во время сбора пожертвований на нужды миссии в Северной Америке и который содействовал помещению дочерей о. Иоанна в девичий институт, а сыновей– в СПДА на казенное содержание.